Томас Хетхе - Дело Арбогаста

Бернгард отложил папку в сторону и наконец посмотрел на Катю.

— А от чего же тогда она умерла?

— В том-то и дело. Согласно ответу о вскрытии, ни от чего. — Катя взяла бумаги, перелистала и зачитала вслух соответствующий параграф. — “Органическое поражение, которое могло бы объяснить внезапную смерть госпожи Гурт, при вскрытии выявлено с достаточной определенностью не было. Повреждения, обнаруженные на теле госпожи Гурт, также не могут объяснить внезапную смерть в силу своей недостаточной тяжести. В качестве причины смерти на основе результатов вскрытия определенно следует исключить насильственное удушение.

— А почему же тогда твоего подопечного отправили в тюрьму как раз за это?

— Потому что суду было представлено заключение судебно-медицинской экспертизы, согласно которому речь шла об удушении и только об удушении.

— Вопреки отчету о вскрытии? Это же абсурд! Так просто не бывает!

— В роли эксперта выступал профессор Маул, а вскрытие произвел молодой врач в ранге обыкновенного ассистента. Это, во-первых. А во-вторых, в отчете о вскрытии упоминаются “следы борьбы” и, скажем так, следы сильного возбуждения.

Бернгард вопросительно посмотрел на нее.

— Суд, а перед этим — автор отчета о вскрытии, детально занимались вопросом о том, занимался ли Арбогаст с Марией Гурт анальным сексом.

— Ах, как интересно. И как, занимался?

— Катя пожала плечами.

— Следы спермы?

— Отсутствуют.

— Что ж, смерть в результате остановки кровообращения представляется мне вполне разумной гипотезой. А в чем, собственно, может заключаться помощь с моей стороны?

— Ты знаешь книгу Си Юэнь Лу?

Бернгард посмотрел на Катю с недоумением.

— Версия профессора Маула об удушении держится исключительно на допущении, будто трупные пятна на шее являются следами удушения, потому что такие пятна могут возникнуть только при жизни, то есть в условиях функционирования кровообращения. Вопрос, на который следует ответить тебе, заключается вот в чем: могут ли подобные пятна возникнуть пост мортем? И если да, то как мне доказать это?

— Тело переносили и перевозили, не так ли?

— Да. И в отчете о вскрытии можно обнаружить такую многозначительную фразу: “Не удалось выяснить происхождение множественных мелких кровоизлияний и повреждений на различных участках тела”.

— Если бы удалось выяснить, как именно перемещали и перекладывали труп, можно было бы в ходе следственного эксперимента доказать, что это произошло пост мортем. Или, конечно, выяснить прямо противоположное. Эксперимент есть эксперимент.

— Как раз к этому я тебя, Бернгард, и подвожу. А как тебе кажется, результаты подобных экспериментов могли бы быть учтены судом?

— Я бы сказал, безусловно. — И на Западе тоже?

Ухмыльнувшись, Бернгард кивнул.

— Позже я сообщу тебе, что мне для этого потребуется.

Катя кивнула и попрощалась.

Днем в субботу институт, как правило, бывал пуст, за исключением дежурных, принимающих “свежих” мертвецов. Когда Катя, вернувшись из больницы, заперла за собой старую дверь, здесь царила, если отвлечься от тихого гудения морозильных агрегатов, полная тишина. Да и она сама ни за что не пришла бы сюда, не сообщи ей уже упомянутые дежурные о том, что в полдень должны привезти какую-то покойницу. И вот, взяв из кучи мусора на заднем дворе под скривившейся березкой пару камней, она отправилась к старому грузовому лифту, чтобы подняться в “камеру”. Где-то по-прежнему сочилась по капле вода из системы охлаждения, но когда принимались подвывать горящие голубым светом неоновые лампы, звук капель вроде бы становился слабее. Катя Лаванс помыла камни в раковине и оставила их лежать на ее краю. Надела перчатки и маску, поискала на дверцах камер сегодняшнее число и рывком выкатила нужные носилки. Еще раз проведя поиски, выкатила и вторые носилки. Сначала она расстегнула “трупный комбинезон” на покойнице, доставленной только что.

С тех пор, как эта женщина умерла, не прошло еще и десяти часов. Еще заметно было трупное окоченение. Как значилось на прикрученной к ступне табличке, женщине было чуть за сорок, но Кате она показалось лишенной примет возраста и, возможно, как раз поэтому необычайно красивой. Не в правилах Кати было не замечать такие вещи. Причина смерти не имеет для меня в данном случае никакого значения, подумала Катя, проведя рукой по коротко стриженым белокурым волосам покойницы. На лице у нее не было никаких повреждений. Красивые плечи, подумала Катя, приспуская “трупный комбинезон” и осторожно переворачивая мертвое тело на бок. Затем подошла к раковине, намочила белое полотенце, взяла один из камней и вернулась к трупу. Осторожно приподняла мертвую голову и подложила обернутый во влажное полотенце камень, (словно помогая устроиться поудобней) ей под затылок — в точности в том месте, где на шее у Марии Гурт были обнаружена трупные пятна, которые профессор Маул принял за признаки удушения. Подложив камень, столь же осторожно вернула голову покойницы на прежнее место.

Вторая покойница в свои двадцать три года выглядела практически девочкой, темноволосая и тощая. Брови у нее, можно сказать, срослись воедино, макияжа на ней не было. Она отравилась газом и была мертва уже пять дней. И эту девицу Катя перевернула на бок, И ей подложила под голову камень — только на этот раз, не завернув предварительно в полотенце. Потом подошла к собственному письменному столу, стоящему у противоположной стены, уселась за него и принялась ждать. Через три часа она сделает первые снимки, 13x18, черно-белые, и дополнительно — 6x6, цветные. А через двенадцать часов сфотографирует обеих покойниц еще раз. Раскачиваясь на стуле, она посмотрела на мертвых женщин и обнаружила, что те лежат лицом друг к другу. Как двое спящих, подумала она, спят вроде бы порознь, но твердо знают, что кто-то спит рядом.

И в этом году снег растаял во всех четырех тюремных дворах, стало теплее, и наконец утренний колокол, бьющий в полседьмого, прозвучал, когда уже стало совсем светло. Арбогаст и сам не знал, бодрствует он или нет, машинально поднявшись, помывшись и принявшись дожидаться того момента, когда в дверное “окно” ему подадут чашку эрзац-кофе и хлеб. Завтрак, уборка, выход из камеры, перекличка — и за работу. Со временем он ко всему привык и начал превосходно разбираться даже в деталях. Шаги по металлическому полу в коридоре звучат по-другому, чем те же шаги по узкой винтовой лестнице или по подземным переходам, ведущим в мастерскую, или — с особым шаркающим звуком — шаги по бетонной лестнице на четвертый этаж в мастерскую, где плетут циновки. Дни, проходящие под перестук ткацких станков, на которых изготавливают кокосовые и сисалевые циновки, не отличимы друг от друга, ни один из них не таит и не обещает сюрприза. С некоторым опозданием он понял, что для него постепенно потеряли значение не только дни, но и лица, и имена других людей. Давным-давно он знаком здесь со всеми, его узнают, с ним здороваются, он разговаривает с другими заключенными, с надзирателями и охранниками, разговаривает практически каждый день и все же, едва простившись, забывает их имена. Где-то он читал или, может, слышал по радио о гигантских роях саранчи, опустошивших в начале лета 1968 года поля и плантации и впервые замеченных вроде бы в эмирате Оман, и вспомнил в связи с этим, что незадолго до его ареста, кажется в 1954 году, аналогичное бедствие обрушилось на Марокко, уничтожив тысячи тонн апельсинов и причинив многомиллионный ущерб.