Станислав Родионов - Опасная любовь. Засекреченный пикник

До двери он добрался на полусогнутых и позвонил. Когда же спросили, кто пришёл, капитан замешкался. Громко не ответишь, поскольку дверь Тамары Леонидовны рядом. И он прошипел что-то насчёт фановой трубы, словно она только что рядом лопнула.

За дверью притихли. Капитан позвонил ещё. Голос спросил уже раздражённо:

— Да кто это?

— Из милиции, — дунул капитан в замок.

— А как докажешь?

— Удостоверением.

— Значит, дверь открыть? Нет, не открою.

— Гражданка, я капитан Палладьев.

— Нету доказательств.

— Позвоните в милицию…

— Лучше участковому, у меня есть телефон… Гражданка, которой по голосу было лет семьдесят.

Ушла. Капитан стоял, поглядывая на дверь учительницы. Минут через десять старческий крепкий голос сообщил:

— Никакого Оладьева в милиции нет!

— Да не Оладьев, а Палладьев. Спросите ещё…

— Ладно, заходи.

Его впустили. Если ей и было семьдесят, то выглядела она молодцевато. Стариков почти не стало, зато бабушки крепчали на глазах. Приказным голосом она велела:

— Пойдём.

— Куда?

— Как куда? В туалет.

— Зачем?

— Фановая труба в спальной, что ли?

Видимо, он скорее походил на сантехника, чем на сотрудника милиции. Капитан прошёл в туалет и осмотрел фановую трубу, постучав по ней шариковой ручкой. Нужен был плавный переход от трубы к соседке:

— Екатерина Павловна, жалобы поступают…

— На меня?

— На вашу соседку, на учительницу.

— О протечках?

— Якобы она шумит по ночам.

— Плюнь ты этому жалобщику в глаза. Тамара живёт тихо, как овечка. Дом такой, что каждый чих за стеной услышишь.

Они покинули туалет и встали в передней. Беседа не клеилась. Информации — ноль. О том, что учительница женщина порядочная, было известно. Почему бы этой старушке не предъявить удостоверение и не расспросить о соседке в открытую? Как раз потому, что учительница — женщина порядочная, и не хотелось позорить её в доме. Если только вскользь.

— Екатерина Павловна, мне не ясно…

— С трубой, что ли?

— К ней мужчины ходят? — спросил капитан вскользь.

— Вместе с женщинами.

— В каком смысле?

— Человек по двадцать за раз.

— Гости, что ли?

— Школьники обоюдного пола.

— Екатерина Павловна, я спрашиваю про мужчин настоящих.

— Да где они, настоящие-то?

Капитан понял, что ничего он не разузнает. Зацикленная бабка. Лишь бы не дать воли врагу оперативника — раздражению. И сесть не предложила. Это в сериалах ментам кофе наливают.

— Екатерина Павловна, тут непонятка… Молодая, красивая, образованная… И одинокая?

— У них в школе мужиков нет.

— Есть же общественные развлекательные места.

— Не ходить же ей туда с голым животом? Ведь учительница…

— Неужели и гостей не бывает? Тех же учителей…

Бабушка, скорая на язык, не ответила. Почему? Говорят, следователь Рябинин может читать по лицу, как по писанному. Капитан начал вглядываться в лицо старой женщины с пристальностью близорукого. Морщины, вялая кожа, на лбу жиденькая кисея седых волос… То ли в морщинах, то ли в ниспадающей кисее, но Палладьев высмотрел. Старушка либо что-то скрывала, либо не могла чего-то вспомнить.

— Слушаю-слушаю, Екатерина Павловна, — подбодрил он.

— Не знаю, говорить ли…

— Неужели молчать? — шумно удивился капитан. Физиогномистика не совсем получилась: женщина не скрывала и не вспоминала — она сомневалась в своей информации:

— Обычно у неё тихо, а недели две или больше слышу — У Тамары гудят…

— В смысле, выпивают?

— Два голоса, мужской и женский хотят друг дружку перекричать, как в телесериале.

— И о чём шла речь?

— Слов не разобрать.

— Может, тоже пришли из ЖКХ насчёт фановой трубы?

— Базарили о школе, Тамара его по имени звала.

— Какое имя?

— Хоть убей, не запомнила.

С полчаса капитан будоражил её память, называя мужские имена. Ей не вспомнилось. Но перед уходом на её лице он вычитал какое-то желание, разумеется, информационное. Старушка ему напомнила бутылку с кефиром, которую он никогда не мог вытрясти до конца.

— Ну, Екатерина Павловна?!

— Дурь слышала…

— Я за нею и пришёл, — заверил Палладьев.

— Он уже выходил, дверь приоткрыл. Ну и я случайно приоткрыла. И мужик как бы попрощался: «Неужели легче умереть, чем со мной переспать?» Слышать это слышала, а самого мужика не видела…

Капитан бежал по ступенькам, как под гору катился. Он раскрыл тайну, над которой Рябинин страдал не один день. Раскрыл с обидной простотой…

Тамара Леонидовна говорила с человеком из школы и называла его по имени. С человеком, с которым у неё был роман. С физиком. У них и ссора произошла на сексуальной почве. «Неужели легче умереть…»

Вот почему физик пустился в бега.

Ходьба способствует моим мыслительным процессам. Я никогда не имел машины и не буду иметь, поэтому интересуюсь: а езда способствует ли? Теперь все на автомобилях. Особенно молодёжь. Протекают ли мыслительные процессы у человека за рулём?

Я шёл нога за ногу, старясь продлить удовольствие от физической разминки и свободы. Вызванных на утро нет, а все остальные дела подождут, потому что всё равно их век не переделать. И спешить к ним ни к чему — они со мной, в голове.

Сперва я думал о школьниках. Не знал я современных ребят. Взрослому их не познать, если только самому не сделаться ребёнком. Петькину фантазию о прилёте НЛО я отбросил. Что же осталось?

Любовь ребят к Тамаре Леонидовне. Прямо-таки безмерно-безразмерная, толкавшая их на откровенную ложь. Правда, на процессуальном языке я с ними ещё не говорил… Не могла же она их заставить молчать? Заставить не могла, а уговорить?

И главное: все они чего-то испугались. Это тоже не укладывалось в голове. Чем можно запугать современных мальчишек, которые не отрываются от экранов, где нет ни одного сериала, в котором бы не били, не резали и не стреляли? Не мистика же посреди яркого дня в парковом лесочке?

Я знал свойство мысли — бежать по наезженной колее. Ей, мысли, так привычнее. Но я знал и другое: искомое может пребывать далеко от колеи, где-нибудь на глухой обочине. Школьники, НЛО, учительница, физик… А почему бы не допустить, что тут замешано иное лицо? К примеру, свирепый родитель, который бросился на меня и от которого я отбился портфелем.

Видимо, на ходу я бормотал. Теперь этим не удивишь — многие бормочут в мобильники, смахивая на пьяных.

Я, как ребёнок, оставляющий самое вкусное напоследок, оставлял напоследок мысль о физике. Милиция не сомневалась в его причастности, и тому были веские доводы. Во-первых, роман с учительницей. Во-вторых, подслушанная соседкой угроза в адрес Тамары Леонидовны. Вернее, не угроза, а ссора, весьма странная для любовников. В-третьих, в главных, физик скрывался.