Диана Дэвидсон - Шоколад или жизнь?

Я разделяла ее состояние — я тоже не чувствовала себя счастливой. Мне не хотелось думать об Арче, о том, что он поселится с Джоном Ричардом — и как тот будет игнорировать сына.

Гости тем временем начали расходиться. В воздухе разлетались слова благодарности. Я убрала и помыла посуду и поползла наверх, совершенно измученная. Кот Скаут, почуяв грусть, свернулся клубочком в углу моей кровати. Сердечно поблагодарив его за компанию, я занялась самолечением — вытащила плитку шоколада «Тоблерон», что я хранила на непредвиденный случай, и стала размышлять о событиях минувшего вечера.

Перемены, случившиеся с Брайаном Харрингтоном, были просто невероятны. Кажется — я даже надеялась, — он позвонит Шульцу, хотя в целом меня это не волновало. Политические и социальные разногласия, переросшие в нешуточный конфликт между Харрингтоном и Миллером, в нашем маленькой городке могли стать причиной ужасающих сплетен. Хорошо. Так Брайану и надо, особенно если он и есть этот Пьер.

Я закрыла глаза и постаралась не думать о «Маунтен джорнал», сосредоточившись на шоколаде, на том, как он таял на языке. Те же самые люди, минус дети, плюс кое-кто из других приятелей Визи были на ее вечеринке. Тот ужин и стал темой последнего издевательского памфлета. Где я еще могла так порадовать критика Пьера в лице Брайана Харрингтона? Наверное, теперь он опишет страсти в домашнем бассейне и интерпретирует их как попытку самоотверженной матери спасти сына от землетрясения.

Говорят, шоколад — релаксант. Вряд ли. На меня его утешительные силы перестали действовать сразу же, как во рту не осталось ни крошки. Заснуть я не могла. Вспомнила, что уже завтра сдавать опровержение в газету. Но если это не Брайан, тогда кто строчит про меня все эти гадости? Джулиан и Сисси еще ходят в школу, и они слишком молоды, чтобы быть такими злыми. Генерал и Адель, кажется, мне сочувствуют. Визи? Может быть, она и впрямь спала с Филипом Миллером? В этом случае пасквили были бы отличной местью. Однако теория эта — сомнительная. Никогда не знаешь, кто тебе друг, а кто — враг.

Включив свет, я достала ручку и лист бумаги.

Моему анонимному, ошибающемуся, никому не известному Пьеру…

Нет, не «ошибающемуся». Он действительно питает ко мне антипатию. А после моей словесной лоботомии у него зачахнут и самые слабые зародыши вкуса.

Дорогой введенный в заблуждение сукин сын…

И так не надо. Я отложила ручку. За все неполезные для здоровья вещи, какие я совершала, пока была замужем за Джоном Ричардом, за то, что истерически отвергала, забивала, подавляла в себе, я заплатила дикими пароксизмами гнева во время бракоразводного процесса. Сначала надо освободиться. Я прошла в ванную, скрутила в жгут полотенце, прикусила его зубами и прокричалась. Порядок. Плеснула в лицо холодной водой и распахнула в ванной окно. Мне снова послышались всплески воды в бассейне… Джулиан? В любом случае, лучше пусть я умру, чем буду пытаться спасать по парочке утопающих за один вечер. Запрыгнув обратно в кровать, я взяла листок и нахмурилась. А в чем, собственно, состоит мое переживание по поводу этой персоны? Неужели меня так волнуют его узколобые мыслишки? Да нет… Я опасалась за свой бизнес. Этот болван не стоит того, чтобы я ему отвечала, и я не доставлю ему удовольствия.

Дорогие друзья и клиенты, поддерживающие меня!

Большое спасибо вам за то, что вы навещали меня, звонили и писали мне письма в ответ на нелицеприятные отзывы о моей кулинарной деятельности, напечатанные на страницах этой газеты.

Благодарю всех, кто отметил фактические ошибки в меню, а также трусость писавшего, побоявшегося подписаться своим именем. Особую признательность хочу выразить клиентам, которые остаются верными мне и с энтузиазмом предлагают новую работу.

Навсегда ваш повар,

Голди

Я еще не уладила проблемы с именем, но пока это меньшая из всех неприятностей. Было отрадно излить свои чувства бумаге. Я оглядела комнату в поиске еще каких-нибудь незавершенных дел. Что за черт! Я была на коне. С бюро на меня поглядывала (кажется, даже с упреком) книга Эдгара Аллана По. Мысль о начале работы над школьным заданием предательски нагнала на меня сон. Уютно устроившись под одеялом, я вспомнила, как Арч рассказывал, что трое ребят из класса записали на пленку стук сердца-обличителя. А отец одного из ребят — со всем доверием проинформировал меня сын — и вовсе был настоящим кардиологом, так что на пленке были еще и голоса. Ах, как было бы здорово, если бы Эдгар По написал что-нибудь на кулинарную тему, например «Зверство в пекарне Балтимор». Но сразу все получить невозможно.

Опять встав с кровати, я достала книгу и открыла «Похищенное письмо». Ровно через главу По окончательно завладел моим мозгом, а может быть, и всем остальным. В рассказе речь шла о проницательности: чтобы противостоять врагу, надо думать как он. Нужно следовать за ним шаг за шагом, по цепочке его мыслей, от конца до момента, когда еще не было совершено преступление. Это если не вдаваться в психологические подробности. История зачаровывала. Уснула я удовлетворенная, как будто сам факт прочтения рассказа возвращал мне статус хорошей матери. Теперь все, что оставалось, это поделки, к которым, надо будет не забыть сказать это Арчу, у его отца не возникнет ни малейшего интереса.

Когда читаешь По перед сном, сновидения заполняют персонажи с именами, начинающимися на буквы «Д» и «Г», а события разворачиваются в 18… году. И все же наутро я проснулась свежей и отдохнувшей, готовой голыми руками схватиться за совершение родительских обязанностей.

Замяукал Скаут, чтобы я его выпустила. На цыпочках я преодолела один пролет вниз, отключила сигнализацию, тихо скользнула ниже и открыла коту дверь на улицу. Дверь в комнату Джулиана была закрыта, но задерживаться возле нее я не стала — еще чего не хватало! — и проследовала за котом…

Раннее солнце пятнами высвечивало горизонт. Вершины далеких гор загорались бледно-розовым, подножье их было темно-зеленым, похожим на тихие холмы возле лагуны.

Я развела руки пошире, потянулась и глотнула холодного воздуха, напоенного свежим запахом стройных сосен. Арч просто не ценит меня, подумала я в тысячный раз. Это время дня напоминало мне одну из моих волонтерских работ в школе Монтессори. Моими обязанностями было пополнять бумаги, смешивать краски с утра пораньше и вывешивать специальные проекты на день. Учителя просили всех «утренних мам» (так они нас называли), прежде всего, проверять клетки животных, на случай, если за ночь умер кто-то из наших пернатых или грызущих друзей. Моему отвращению к грызунам не было предела, поэтому я выполняла это поручение с определенной тревогой. Слава богу, участь хоронить животных меня миновала. Зато помню, как одна из «утренних мамаш» мучилась с трупиком песчанки у меня в машине. Чувство, скажу я вам, было не из приятных.