Александр Звягинцев - Рецидивистка

А потом они направились в прокуратуру, где Пирожков А. П. под руководством своего адвоката Шкиля А. С. потребовал привлечь к ответственности директора техникума Кременюка Г. В. — за халатность, ненадлежащее исполнение служебных обязанностей и возместить нанесенный ему материальный и моральный ущерб. Пирожков, оказавшийся демократом на все сто, при написании заявления прошептал: «Это вам, коммуняки, за мою погубленную молодость!» По наущению Шкиля он свой изгаженный костюм стирать не стал, а бережно упаковал в целлофан, сохраняя для следствия и суда.

Конечно, прокурор Друз попытался историю замять, старого знакомца Кремнюка выручить, но после нескольких инспирированных Шкилем выступлений так называемой демократической прессы сдался, и дело дошло до суда.

Ну уж в суде Артур Сигизмундович постарался и развернулся. Красок и подробностей он не жалел. А так как и Кремнюк, и прокурор Драмоедов при словах «каловые массы» отводили глаза, суд превратился в его бенефис. Перебил его торжество разве что комендант Квастушенко, когда стал «разъяснять в деталях», как граждан сволакивали с очков, которые они занимали в порядке законной очереди, и как он вел смертный бой с руководством техникума за выделение средств для соответствующего нормативам оборудования туалета.

Очумевшего от стыда Кремнюка в результате приговорили к штрафу, частное определение о недобросовестном исполнении им служебных обязанностей ушло в областное управление образования.

И товарища Кремнюка не стало. Он как бы испарился. Сначала слег, так как не перенес пытки прилипшим к нему намертво прозвищем Очкодав, а потом и вовсе убыл в неизвестном направлении. А всем в городе стало понятно, что с адвокатом Шкилем связываться — себе же самому Содом и Геморрой наживать, выражаясь словами одного лихоманского милиционера.

Да, чисто было сработано, с удовольствием вспомнил Артур Сигизмундович, взбивая пену еще пышнее. И самое приятное, что никто другой не увидел бы в идиотском рапорте коменданта такие перспективы. Между тем настоящий lawyer тем и отличается от обычного адвокатишки, что не ждет, когда кто-нибудь принесет ему на блюдечке выигрышное дело. Он ищет его сам, находит, а потом выигрывает.

На следующее утро Шкиль сидел в своем кабинете и с привычным удовольствием оглядывал обстановку. Кабинет настоящего адвоката, как и здание банка, должен сразу внушать клиентам почтение. И потому Шкиль позаботился не только о дорогой, солидной мебели, расставил по указаниям специально приглашенного дизайнера везде, где можно, домашние растения от фикуса «Бенджамен» до бансая, но и украсил стены кабинета портретами знаменитых российских адвокатов в тяжелых старинных рамах. Исходящая от них солидность и значительность словно покрывала и его самого неким таинственным и внушающим невольное почтение ореолом.

Процесс любования прервали двое посетителей. Вид их энтузиазма у Шкиля не вызвал — такие хозяйственные мужики с лихоманских окраин, явно жадные и прижимистые куркули. К тому же они приперли с собой какой-то целлофановый мешок, который сразу нарушил всю картину замечательного кабинета.

А потом куркули, оказавшиеся двоюродными братьями, хором поведали совершенно идиотскую историю. У одного из них был юбилей, так сосед-вражина со зла, что его не позвали, бросил в выгребную яму куркулей дрожжей несколько пачек. Ну, там и пошел процесс брожения. Да такой, что из ямы все добро вспучилось, весь двор затопило — из дома выйти нельзя. А уж запах — на все окрестности. Пока выбирались и дерьмо собирали — все парадные костюмы изгваздали…

— А я тут при чем? — удивился Шкиль, подозрительно крутя носом на огромный мешок.

— Хотим мы соседа засудить за диверсию и срыв торжества, — сурово поведали куркули. — Нам сказали, что вы как раз по таким делам мастер, недавно суд выиграли… Мы и костюмы измазанные в мешок вот сложили и вам доставили…

Шкиль смотрел на их сумрачно-упертые физиономии кирпичного цвета и вдруг ясно понял, что теперь к нему надолго прилипла кличка Дерьмовый адвокат.

Учитывая, что кур съели свиньи, что подтверждается наличием на их мордах пуха, уголовное дело по данному факту кражи возбуждать нет оснований.

Прокурорская «Волга», набитая гостинцами и подарками для сельских родственников Друза, несла Абелина из города в неведомые дали, дабы мозги его, как выразилось начальство, маленько охолонули после напряжения последних дней.

Перед Абелиным, сидевшим рядом с водителем, расстилалась бескрайняя степь, испускавшая из своих подземных глубин жаркое марево. Белесое небо над степью тоже исходило жаром. Тугой горячий ветер бил в раскрытое окно машины и постепенно выдувал из головы Абелина все мысли о работе.

До села добрались часа через два, и началась для Абелина расчудесная жизнь в большом просторном доме Трофима Васильевича Друза.

Старик Друз, обросший, как леший, седой бородой, страдал ногами и потому целые дни сидел во дворе на широкой оттоманке, застеленной ковром, зорко наблюдал за всем происходящим вокруг и слушал радио. Так что был в курсе всех событий как в стране, так и в мире. И спорить с ним о международном положении было тяжело.

Время от времени дремавший на оттоманке дед покрикивал на Барса — такую же крупноголовую, как он сам, кавказскую овчарку, то спавшую на сырой земле, спасаясь от жары, то неутомимо носившуюся вдоль забора, охраняя хозяйство деда Друза и немилосердно облаивая всякого, кто шел по улице.

А хозяйство у старого Друза было просторное и богатое: сад, огород, курятник, виноградник, малинник, пруд. Старик уходил в дом только спать. Так и текла бы его жизнь в философском направлении, если бы не проклятые пацюки. Эти расплодившиеся неизвестно по какой причине в ходе перестройки и реформ крысы довели деда до состояния пролетарского гнева, и все его мысли в последнее время были заняты только ими. Дед вынашивал планы их полного уничтожения и готовился к большой военной кампании против богопротивных иродов.

Абелину отвели в доме тихую прохладную комнату, где его никто не тревожил.

Но в первый же день старик предложил ему ночевать в саду под открытым небом. И Егор Аверьянович провел необыкновенную ночь, разглядывая звездное небо, прислушиваясь к таинственному трепету листьев, вникая в перекличку собак, вздрагивая от ударов падающих яблок о землю… Утром старик как бы случайно спросил:

— А ты, сынок, как — женатый?

— Да нет, холостой еще, — как можно равнодушнее ответил Абелин.

— Эх, жалко! — поскреб в бороде старый Друз. — Холостые мужики — они народ беззащитный.