Тед Косматка - Мерцающие

Мрамор под ногами сменился толстым ковром: мы, виляя в потоке, вошли в толпу, и меня захлестнула волна голосов. Я давно не бывал на подобных собраниях, но совсем забыть их невозможно. Суетливая толпа студентов и выпускников. Недоучек и докторов. Блогеры-научники бок о бок с издателями.

В идеале здесь ковалось будущее сотрудничество. Отливались новые представления о мире. Я вспомнил конгресс 1961-го, где Фейнман встретился с Дираком. Просто двое оказались за одним столиком.

В худшем варианте здесь собирались фракции и изгонялись отступники, но все это было крыто сусальным золотом. Для любителей тут всегда находился предлог выпить. Я взял с собой прописанный налмефен и принял две таблетки перед посадкой в самолет.

Мы разыскали стойку регистрации. Отстояв короткую очередь следом за немецкоязычными учеными, предъявили документы и получили по бейджику на пластмассовых зажимах и по пакету с брошюрами. Я не сомневался, что в одной из них найдется краткое описание нашего эксперимента – вместе с десятком других тем конгресса. От выступления с докладом нам удалось уклониться, но только потому, что я уперся рогом. Это не помешает другим исследователям обсуждать наш опыт. На именной бирке Забивалы значилось его настоящее имя. Свою я повернул буквами к груди.

Закинув багаж в номера, мы, вооруженные только брошюрами, спустились вниз. Я изучал схему расположения основных событий.

– Сюда, – сказал я.

Три минуты и два вопроса привели нас в гостевую приемную оргкомитета, где теснился самый разнообразный народ. На узком столике у стены сырные чипсы соседствовали с кексами. Мы прихватили по бесплатному соку и, раз уж больше оттягивать было нельзя, отправились на доклады.

Первый был по квантовой динамике кристаллов. Докладчик красноречиво вещал о кристаллических структурах углерода, зал гудел разговорами. Я покосился на Забивалу.

– Следующий выбираю я, – сказал тот. И выбрал. «Скрытые филогенетические структуры вымирающих видов земноводных».

Здесь демонстрировались слайды – несомненный плюс. Мы любовались на докладчицу, тычущую в экран длинной указкой. Говорила она тихим голосом с идеальным произношением Среднего Запада – так говорят ведущие новостей и жители Огайо.

– Молекулярный анализ проводился на разновидностях, собранных в широком диапазоне угрожаемых экосистем…

На одном слайде мелькнула лягушка, и Забивала вроде бы оживился, но голос телеведущей все тянул:

– Существование криптовидов в популяции древесных лягушек подчеркивает необходимость сохранения ex-situ.

Избранная Забивалой презентация потянулась дальше: графики и тренды, вид древесных лягушек, скрыто живущий среди другого вида… Я отвлекся.

Аплодисменты возвестили об окончании первой сессии. Мы встали и смешались с выходящими слушателями.

Вечером у нас по расписанию был ужин, устроенный нашей администрацией. Нам дали адрес и два имени: Кен Брайтон и Гершон Боаз.

Они уж ждали нас с Забивалой в ресторане – назывался он «Котлетная Зоко». Заведение настолько утонченное, что в салате не было капусты. Это верный признак серьезного подхода к делу.

Оба они оказались высоки ростом, в костюмах, при галстуках. Брайтон шире в плечах и с намечавшейся полнотой, скрытой умелым портным. Возраст угадывался с трудом. Ему можно было дать сорок, но по походке я заподозрил, что он моложе. Волосы яркого золотистого оттенка он носил коротко подстриженными. Второй – Боаз, такого же роста, но без лишнего веса. У этого прическа была чуть длиннее и с серебряной сединой, хотя лицо гладкое, без морщин. Впечатляющая пара – я заметил, что другие посетители на них посматривают. В прошлой жизни они могли быть топ-моделями – если случается, что модели похожи на адвокатов, и если вы большой поклонник адвокатов.

Хозяйка провела нас к дальнему столику. Я-то думал, что ужин в ресторане – подачка от нашего начальства, плата за вынужденную командировку. Но при виде этих двоих засомневался.

– Джентльмены… – Брайтон нас представил. Рукопожатия, «спасибо, что к нам присоединились».

– Зовите меня Эрик, – попросил я.

Мы с Забивалой сели напротив этой пары, и через минуту подошла официантка с корзинкой горячего хлеба. Брайтон спросил за всех:

– Какое красное у вас лучшее?

– Есть отличное «Шато Лафит» 1989-го, – ответила она.

– Мне коку, – вставил я.

– Глупости, всего один глоток! Вы же не в завязке, а? – еще шире заулыбался Брайтон.

– Нет, – солгал я, – но…

– Ну, значит, решено.

Для него так и было. Он уже забыл обо мне, улыбкой и кивком отослал официантку – человек, для которого привычка все делать по-своему стала второй натурой.

Я не удивился, обнаружив, что Брайтон говорит за двоих, умело и легко управляет беседой. Златоуст под стать златым власам. Пока мы листали меню, он рассуждал о винах. Боаз помалкивал.

Посреди длинной тирады, посвященной тончайшим оттенкам букета в правильно аэрированном «Ауслезе» 1990 года, Брайтон как будто спохватился и подался к нам, приглашая к разговору.

– Но довольно о вине, – заключил он. – Я хотел еще раз поблагодарить, что вы согласились на столь внезапно назначенную встречу.

– Мы рады, – отозвался я. – Приятно посмотреть город.

– Толпа порою утомительна. Я знаю, у вас был долгий день и время ваше дорого стоит, но мне хотелось встретиться с создателями так заинтересовавшего меня эксперимента.

– Значит, вы читали статью? – спросил Забивала.

– О да. С большим интересом.

– Часто вы читаете научную периодику?

Сочетание выглядело неправдоподобным: знаток вин в костюме от дорогого портного почитывает на досуге «Квантовую механику».

– Признаюсь, не часто, – согласился он. – Я дилетант – не более того. Интересующийся любитель… Но наше предприятие располагает экспертами, которые уведомляют нас об интересных находках.

– А ваша работа чрезвычайно интересна, – подхватил Боаз. Он впервые подал голос: словно песок попал в гладко смазанные колесики речи его партнера. И на меня он взглянул как-то странно, хотя, в чем странность, я не разобрал.

Брайтон продолжал:

– Мне квантовая механика всегда представлялась упрямой теорией. Дойдя до грани, на которой нормальные, разумные теории склонны останавливаться, квантовая механика упорно продолжает свою линию. Это машина предсказаний.

– Как ничто другое, – кивнул я.

В этот момент подошла официантка с бутылкой вина. Она улыбалась, принимая заказы. Брайтон пожелал утку, Боаз – копченую курицу, мы со Забивалой оказались любителями стейков. Я попросил на гарнир салат.

Когда официантка отошла, разговор от квантовой механики вернулся к вину и искусству. Брайтон, несколько лет проживший в Германии и Франции, рассказывал о визите в Берлин.