Джош Бейзел - Дикая тварь

Все еще недоумевая, какого черта Милл-Оту так уж приспичило убедиться в существовании чудовища в озере Уайт, звоню Кристин Семмел.

– Да? – голос ее похож на шепот.

– Мисс Семмел?

– Да?

– Меня зовут Лайонел Азимут. Я врач. Я вроде как помогаю расследовать потенциально преступные действия здесь, в Миннесоте.

Ничего.

– Это долгая история, но я был бы рад изложить вам подробности.

– Это Реджи? – спрашивает она.

– Нет.

– Вы звоните с турбазы.

– Да. Я остановился здесь. Но, как я уже сказал…

– Он еще кого-то убил?

Ну что ж.

– Еще кого-то помимо кого? – спрашиваю я.

Помолчав, она отвечает:

– Он убил моего мужа и мою дочь.

Я жду, пока она скажет что-нибудь еще, но нет.

– Почему вы так думаете?

– Я это знаю.

– Можно спросить, откуда?

Снова пауза.

– Реджи собирался объявить, что в озере Уайт есть чудовище. Он убил мою дочь, чтобы все подумали, будто это сделал монстр. Потом он убил моего мужа, чтобы завладеть бизнесом.

– Значит, мистификацию задумал Реджи?

– Конечно, он. Крис никогда не додумался бы ни до чего подобного. Он был не такой. Не… лукавый. Отец Подоминик таким тоже не был. Реджи подбил их на это втайне, чтобы люди ничего не заподозрили, когда он добьется своего. Он повернул все так, что Крис думал, будто они с Реджи собираются поймать чудовище и продать.

Кристин Семмел тихонько заплакала. Молодец, доктор Азимут.

– Мисс Семмел, мы можем прекратить разговор, если хотите.

– Не обращайте внимания.

Кажется, она сказала это искренне, поэтому я спрашиваю:

– Тогда не могли бы вы сказать мне, откуда вам известно, что Крис-младший планировал поймать и продать это существо?

– Сразу после смерти Криса на турбазу доставили все эти крюки, сети и прочее, по его заказу.

– Реджи говорил мне об этом.

– Потом я нашла список телефонных номеров, написанный почерком Криса. Я звонила по этим номерам. Те люди, которые согласились поговорить со мной, все сказали, что они перекупщики редких животных. Они говорили, что никогда не слышали о Крисе, но я не верила им.

– У вас сохранился этот список?

– Я отдала его полиции.

– Вы не сделали копию?

– Нет.

Понять можно – ее семью только что уничтожили. Но это значит, полиция либо изучила эту зацепку, либо решила не связываться. Номера, наверное, пропали, и теперь уже ничего не поделаешь.

– Есть ли еще какие-то… – хотел сказать “доказательства”, но понимаю, что это прозвучит так, будто я ей не верю. – Есть ли еще что-то, о чем вы можете рассказать?

Снова молчание. Только тихое шипение в трубке. Я уже собрался повторить вопрос, но тут она говорит:

– Реджи, я знаю, это ты.

Она произнесла это без злости. Но опустошенно и горестно. От этого как-то не по себе.

– Это не Реджи. Клянусь вам. Если хотите, я перезвоню вам позже, со мной одна женщина.

– Мне все равно. Если ты Реджи, то будь ты проклят, – говорит она и вешает трубку.

Лагерь “Взгляд олененка”, оз. Форд, Миннесота

Суббота, 15 сентября – воскресенье, 16 сентября

Я сижу, все еще глядя на телефон, и не думаю ни о чем толковом. И тут слышу, как открывается дверь домика. Выглядываю из кабинета.

Это один из как бы спецагентов Пэйлин. Около часа шел ливень, поэтому он в бейсболке, дождевике и без темных очков – я не сразу узнал его. И чуть не вдарил.

Я думал, что Пэйлин рванула в казино вместе с остальными, хотя разумно было предположить, что она не станет этого делать, если не хочет, чтобы все узнали о ее визите в Форд.

Спрашиваю охранника:

– В чем дело?

Он что-то хрипит, так, будто при этом совершает характерные движения тазом. Не знаю, почему он этого не делает, ведь в домике только он да я, а кто мне поверит, если я скажу, что он делал движения тазом? Но он просто осматривает помещение, заглядывает за стойку и в кабинет и говорит в запястье:

– Он в здании администрации. Все чисто. Окно зеленое, окно красное. Выхожу.

Насколько я могу судить, оба окна закрыты и ничем не защищены.

– А что это значит, “окно зеленое, окно красное”? – интересуюсь я.

Он уходит.

Жду минуту-другую, но ничего не происходит, так что я встаю и иду смотреть книги на полке с табличкой “ОДОЛЖИ МЕНЯ”. Я бы вернулся в свой домик, но мы с Вайолет так и не обсудили этот вопрос за весь день, поэтому я не уверен, мой ли это домик.

Беру с полки более-менее случайную книгу в мягкой обложке и ложусь на диван читать. На второй или третьей странице дверь открывается и заходит Сара Пэйлин со своей юной родственницей.

– Доктор Лазарус! Мы услышали, что вас можно застать здесь.

– Ага. Только я Азимут.

Она улыбается. Мне по-прежнему странно видеть ее вблизи. Наверное, как и любого человека, чье техническое воспроизведение ты видел миллион раз.

– Можем ли мы вас попросить об очень большой услуге? – говорит она.

Они все еще топчутся у порога. Я сажусь:

– Конечно.

– Сэндиск тут надо сделать домашнюю работу по химии. У меня папа был учителем-естественником, но мне этих генов, похоже, не досталось. И мы подумали, вдруг… ну, все-таки вы доктор и так далее… в общем, не согласитесь ли вы помочь Сэндиск с уроками?

Я удивлен – и тому, что отец Пэйлин был естественником, и тому, что она верит в генетику.

Может, я недооценивал эту женщину.

– Рад попытаться, – говорю я Сэндиск. – Какая у тебя тема?

Девочка смущенно смотрит в пол:

– Да тут просто основы химии. Мне вообще-то не нужна помощь.

– Пока не нужна, – вставляет Пэйлин.

Чувствуя смущение Сэндиск, я говорю:

– Если хочешь, садись на тот диван и занимайся, а понадобится помощь – скажешь. Идет?

– Идет.

Пэйлин садится в кресло, которое стоит сбоку, и смотрит на нас со стороны. Это напрягает. Через некоторое время становится очевидно, что Сэндиск со своей тетрадью и толстым учебником, утыканным цветными закладками, вполне справляется с заданием, и я притворяюсь, будто погружен в чтение. Для виду то и дело переворачиваю страницы.

– Знаете, я на самом деле очень поддерживаю Израиль, – вдруг заявляет Пэйлин, так что я аж подпрыгиваю.

– Вот как?

– Определенно. Очень поддерживаю.

– Ага… [73]

– У вас ведь татуировка, – объясняет она.

– Верно. А почему вас и преподобного так заинтересовали мои татуировки?

– Ну, они просто… наверное, в этом есть какой-то особый смысл, если человек наносит на тело такие символы на всю жизнь.

– Вы про звезду Давида или про жезл Гермеса?

– Про обе.

Она улыбается той самой улыбкой, которую я уже не раз видел, но увидеть ее вживую – это все равно что смотреть “Фокс-Ньюс” с помощью какой-нибудь новейшей технологии с эффектом присутствия. Улыбка эта самодовольная и ироничная, но в то же время, кажется, прежде всего, оборонительная. Мол “если вам не нравится то, что я говорю, то это всего лишь шутка”. Она полуотдельная, как таунхаус в Бенсонхёрсте [74].