Валерий Поволяев - Первый в списке на похищение

День немного прояснел, в нем вновь появилось солнце.

Деревня, которую они проскочили на хорошей скорости, была бедной и пьяной, – около палисадников с зачумленной редкой сиренью Белозерцев засек трех «луноходов» – мужиков с негнущимися, подрубленными алкоголем кривыми ногами.

Налево уходила дорога к внуковскому аэропорту – разбитая, в воронках, словно бы ее посекли мелкими танковыми снарядами, грязная. Белозерцев проследил за машинами – а не свернет ли какой из «жигулей» к аэропорту?

Ни одна из машин не свернула. Неужели все они несутся, чтобы откусить от него кусок тела, часть души, страхуют друг друга? Он вытер ладони платком. Ладони были мокрыми, горячими.

Через несколько секунд деревня осталась позади – она, оказывается, была такой маленькой, усеченной, нищенской, а Белозерцеву мнилось, что она будет огромной, и он приготовился к этому, но деревню будто бы обрезало, и потянулось пустынное мятое поле с остатками какой-то хлебной растительности – какой именно, Белозерцев не знал: слаб был в сельском хозяйстве.

– Не гони! – попросил он Борю и, не сдержавшись, тоскливо и зажато вздохнул. – Уже скоро.

– Не тушуйтесь, – засек его вздох водитель, – все будет в порядке, Вячеслав Юрьевич.

– А если они стрелять начнут?

– Вряд ли. С чего бы стрелять, а? Этому нет никаких объяснений. Если только у них стоит цель – уничтожить нас, тогда да, тогда все понятно, но они хотят получить деньги… Для этого не убивают, а, наоборот, оберегают клиентов.

– Слишком умный ты, Боря.

– Весь в маму, – отозвался водитель и неожиданно захохотал, смехом своим сняв немного напряжение с Белозерцева. Белозерцев покивал согласно, вновь вытер платком ладони.

– У меня мама была очень жизнерадостным человеком, – сообщил Боря.

– А у меня нет.

– Мамы разные нужны, мама разные важны, Вячеслав Юрьевич, – поняв, что приблизился слишком вплотную к шефу, а это опасно, Боря стушевался и деликатно похмыкал себе в кулак – изобразил смущение.

Белозерцев не заметил смущения водителя. Голова была пустая, звонкая, внутреннее состояние испуганным, под сердцем сидел, словно бы навсегда поселившись в его организме, холодный ужас. Белозерцев плотно зажал руками платок, стиснул руки коленями и в следующий миг почувствовал, как из платка на сумку, стоящую в ногах, что-то потекло. Он оторопело глянул вниз. Из платка тянулась тонкая мутноватая струйка, словно бы он раздавил куриное яйцо и из него потек белок. Напряжение возрастало.

– Боря, Боря, – зашевелил Белозерцев влажными губами, – скорость поменьше, пожалуйста. И все засекай. Сейчас все и произойдет, – он снова глянул вниз, на фирменную сумку, набитую деньгами. Тоненькая струйка, выжатая из платка, перестала на нее течь.

Карминный жигуленок резко добавил скорость и начал настигать «вольво» Белозерцева. Остальные «жигули» как шли, так и продолжали идти – попыток к сближению не делали.

– Это он, Вячеслав Юрьевич, – сказал Боря. – А те, что сзади тянутся, они, кстати, тоже нечужие, они тоже отношение к этому «пасхальному яйцу» имеют.

– Вижу, Боря. Еще чуть сбавь скорость.

– Скорость уже шестьдесят. Ниже нельзя.

– Выходи на встречную полосу, жигуленок подойдет к нам с правой стороны.

Впереди не было видно ни одной машины – ну словно бы специально было это сделано, словно бы на узком Боровском шоссе специально включились все светофоры, если они, конечно, на нем были, и встречное движение замерло целиком. «Во расчет, во точность! – невольно восхитился Белозерцев, вяло шевеля мокрыми, ничего не чувствующими губами. – Та-ак, у водителя на котелок должен быть нахлобучен картуз с надписью “Кент”. И пароль… Какой же пароль он должен произнести? Забыл, забыл, г-господи!» – Белозерцев, расстроенный, сам себя не узнающий, ухватил дрожащими пальцами ручку сумки, водрузил этот денежный мешок себе на колени…

Карминный жигуленок приблизился. Белозерцев скосил глаза вправо, потом оглянулся – догоняют их других машины или нет? Трое «жигулей» самой разной масти продолжали держать прежнюю, довольно почтительную дистанцию. За рулем карминного жигуленка сидел толстощекий, с маленькими добродушными глазками, мятый человек. На круглой плотной голове у него косо сидела полотняная кепка с длинным козырьком и надписью «Кент».

Водитель карминного жигуленка улыбнулся, и Белозерцеву захотелось закрыть глаза от нестерпимого золотого сверка, вырвавшегося у него изо рта.

Рядом с золотозубым сидел хмурый, с неприятным лицом человек, покалывал Белозерцева острым взглядом: Руки он прижал к животу, словно был беременным. «С оружием, – понял Белозерцев, – наготове держит».

– Гутен таг! – весело поздоровался золотозубый водитель.

– Гутен таг! – хмуро отозвался Белозерцев.

– В вашей машине стучит карданный вал! – прокричал человек в кепке с надписью, стараясь, чтобы его хорошо было слышно, золотое, сияние чужих зубов вновь ослепило Белозерцева.

«Попадет в какую-нибудь компанию золотоискателей в кавычках, – невольно подумал Белозерцев, стараясь не обращать внимание на посторонние вещи, но из этого ничего не получилось, он по-прежнему не владел собой – руки тряслись, губы дрожали, лицо золотозубого увяло – прямо перед глазами обрело серый цвет, – те живо золото клещами из челюстей повыдирают. Ныне опасно такой товар хранить в собственной пасти. И дурацкий же пароль придумал их пахан… Разве может в “вольво” стучать карданный вал? “Вольво” – это же не похожая на телегу ржавая “волга”, “вольво” – это “вольво”, и этим все сказано».

Золотозубый, судя до всему, знал Белозерцева – видел раньше на фотоснимках, если бы не видел, то вел бы себя иначе, – он снова слепяще улыбнулся и сунул в окно машины видеокассету:

– Как и договорились, производим обмен овощами, – прокричал он, – держите!

Белозерцев поднял с колен сумку, увенчанную надписью «Белфаст», передал ее в окно золотозубому. Пот тек с Белозерцева струями, заливал глаза, щипал ноздри, было ему муторно, он боялся – боялся золотозубого, боялся его угрюмого напарника, боялся своего водителя Борю, он всего в этот момент боялся, руки у него дрожали – да ладно бы только руки, Белозерцева трясло всего.

Золотозубый принял сумку с доброжелательной улыбкой, подмигнул Белозерцеву, как старому знакомому, – он, похоже, относился ко всему с иронией и пониманием, по закваске своей был совершенно иным человеком, чем его напарник, и Белозерцев неожиданно ощутил к нему благодарность. Словно бы подтверждая его мысль, золотозубый выкрикнул на прощание:

– Не боись, родимый… С твоим сыном все в порядке! Дальнейшие указания получишь по телефону, – выкинул руку вперед, приказал: – Поезжай прямо!