Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

– Моя девушка беременна, – пожаловался Данилов, – и неожиданно выяснилось, что от меня.

– Поздравляю вас, – пробасила Знаменская.

– До сегодняшнего дня я не знал, что от меня, – продолжал Данилов жалобно, – и не знал, что она моя девушка. И не знал, что я ее люблю.

– А как ее зовут, вы знали?

– Марта.

– Прекрасно, – оценила Знаменская, – просто прекрасно! Пусть принимает «Маттерну», и у вас родится здоровый ребенок. Знаете, что такое «Маттерна», Андрюшик? Это витамины. Если нужно ее кому-то показать – всегда пожалуйста.

– Ее нужно показать мне, – прохныкал Данилов, – я обошелся с ней ужасно.

– Переживет, – утешила Знаменская и потрепала его по плечу, – девушки, они живучие. Взять хотя бы меня. Чего я только не пережила! А ведь вся такая нежная, как цветок.

Всю ночь Данилов проспал богатырским сном, а когда проснулся, то ничего не понял. Неподалеку кто-то отчетливо и выразительно рычал, и он сонно думал, что это соседи купили собаку и почему-то держат ее на лестничной клетке. Собака сторожит их дверь и рычит. Потом он сообразил, что спит на диване в кабинете, а не в спальне, и все вспомнил.

Ну, не так чтобы все, но визит Знаменской вспомнил очень отчетливо. По крайней мере, его начало.

Oн быстро поднялся, понял, что умирает от жажды – ясное дело! – и вышел в гостиную.

Никаких следов вчерашнего ночного банкета – ни объедков, ни стаканов, ни затхлой сигаретной вони. Чистота, красота и стерильность, как в операционной.

Вчера с ним пил водку великий врач. Вернее, пила.

Данилов полез в холодильник за водой и чуть не уронил бутылку, потому что рык ударил с новой силой. Поставив бутылку на стол, он осторожно пошел по коридору, пытаясь установить источник странного звука, заглянул в спальню и понял, что этот рык означает сладкий сон академика Знаменской. Она спала, накрывшись с головой одеялом, и от души храпела.

Какие разные женщины ночуют в последнее время в его квартире! Уму непостижимо!

Данилов посмотрел на часы – полдесятого.

Черт побери, полдесятого! Он проспал все на свете! В это время он обычно уже был на работе – привык приходить первым – и даже успевал выпить первую за день чашку гадкого растворимого кофе!

Он прикрыл дверь к Знаменской, опрокинул в себя полбутылки воды, включил чайник – или не завтракать, что ли? – и кинулся в ванную.

Мобильный зазвонил, когда он намыливал под душем голову. Очевидно, Ира пришла на работу, не обнаружила шефа за стеклянной перегородкой и решила выяснить, где он. Данилов зашарил рукой, что-то роняя со стеклянной полки, вытер мыльное ухо полотенцем и рявкнул:

– Да!

Это и в самом деле была Ира. У нее был такой голос, что Данилов промахнулся мимо вешалки и уронил полотенце в ванну, себе под ноги. И не стал его поднимать.

– Андрей Михайлович, где вы? – Она чуть не плакала. – Приезжайте скорее. У нас в офисе… убийство. Скорее, Андрей Михайлович, пожалуйста!..

– Вы начальник, да?

– Да, – согласился Данилов.

– Сколько людей?

Данилов оглянулся. До этого он все время смотрел в окно.

– Каких людей?

Милицейский пояснил мрачно:

– У вас? Сколько у вас людей?

– Работает?

– Вы что, – спросил милицейский оскорбительным тоном, – тупой? Ну, конечно, работает!

– Три. Нет, четыре. Вместе со мной – четыре.

– Давайте.

– Что?

Милицейский чуть не зарычал.

– Называйте их, что, что!.. Вы думаете, я тут с вами в игрушки, что ли, играю?! Так мне играть некогда, мне работать надо! Развели бардак, понимаете ли, а мы – давай, приезжай, ищи! Давайте паспорт, ну!..

Данилов положил перед ним паспорт и снова стал смотреть в окно.

Милицейский сидел в его собственном кресле. Нелепая облезлая шапка с ушами лежала сверху на компьютерном мониторе, и почему-то именно эта шапка, а не то, что милицейский сидит в его кресле и с толстых его ботинок уже натекла на белый ковер небольшая мутная лужица, и не то, что в соседней комнате курят и смеются чужие люди, и пахнет бедой и казармой, и распахнута обычно плотно прикрытая дверь на лестничную клетку, и уборщица торчит тут же, хотя обычно она уходила еще до появления Данилова и его сотрудников, – почему-то именно шапка оскорбляла Данилова до глубины души, так, что он едва сдерживался.

Нечего оскорбляться. Прав милицейский. У тебя сотрудника убили, а он теперь должен валандаться!..

– Так, у вас тут что? Компьютерная контора?

– Нет, – сказал Данилов, – у нас архитектурное бюро. Хотите посмотреть документы?

– Документы налоговой инспекции покажете. Мне они не нужны. Сядьте здесь, на стульчик. Мне с вашей спиной разговаривать неохота.

Данилов хотел сказать, что ему тем более неохота разговаривать хоть со спиной, хоть с лицом, но знал, что это очень глупо.

– Петрович, – гаркнул милицейский, как только Данилов сел, – за понятыми сходил?

– Сходил.

– Тогда давай начинай, не тяни время!

Милицейский плюхнулся обратно в кресло и сказал:

– Ну? Чего?

– Чего? – переспросил Данилов. Какой-то странный у них получался разговор. Секунду они смотрели друг на друга.

– Меня зовут Андрей Данилов, – произнес Данилов отчетливо, – я архитектор. Это моя контора и мои сотрудники. Как вас зовут?

– Меня? – почему-то удивился милицейский. – Меня зовут Патрикеев Владимир Иванович. Капитан Патрикеев. Там, – он ткнул рукой в сторону стеклянной перегородки, за которой толпился народ и всхлипывала Ира, – мои сотрудники, а моя контора на Басманной. Удостоверение хотите?

– Хочу, – признался Данилов и улыбнулся, и милицейский улыбнулся тоже.

Покрутив перед носом у Данилова красной книжечкой, от которой почему-то тянулась толстая металлическая цепь, капитан Патрикеев спрятал ее в карман и вытащил ручку из высокого стакана.

Вытащив, он посмотрел на ручку и спросил у Данилова:

– Можно?

Данилов засмеялся:

– Да. Может, кофе хотите или чаю?

Капитан с тоской посмотрел в сторону перегородки, и Данилов понял, что ему до смерти хочется чаю, но он уверен, что ничего не дадут, – народ толпится, секретарша рыдает, тело только унесли, какой там чай!

– У меня свой чайник есть, – сказал проницательный Данилов, – и свой чай, и свой кофе. И сахар даже. Поставить?

– Поставьте, – скромным тоном Альхена из «Двенадцати стульев» попросил капитан.

Данилов поднялся, налил воды из громадной перевернутой канистры, установленной на постаменте, Включил чайник и достал чашки. По пути он как бы невзначай переложил милицейский малахай со своего монитора в соседнее кресло.

Капитан сделал вид, что ничего не заметил.

– Ну, так, – сказал он, когда Данилов вернулся на место, – это кто? В смысле… потерпевший?

Какой же он потерпевший, подумал Данилов. Он не потерпевший. Он труп.