Татьяна Устинова - Мой личный враг

Она опять покачала головой.

- Тебе пора бы привыкнуть к тому, что вокруг тебя все время стрельба и поножовщина, - сказал Филипп, рассматривая ее лицо. - Сегодня был просто еще один эпизод гражданской войны. Забудь о нем.

- Я не забуду о нем никогда, - сказала Александра тихо. - Тебе хорошо говорить, ты не уезжаешь неизвестно зачем в чужую страну и не бросаешь в опасности близких тебе людей.

- Все обойдется, - сказал Филипп, стараясь быть как можно более убедительным. - Поверь мне. Через пару месяцев ты не будешь никому нужна, потому что дело Глебова полностью и окончательно сдадут в архив. Павлик сказал, что он вот-вот получит какой-то министерский портфель. Даже если не получит, все равно время работает на тебя. Поживи со мной в Париже, отдохни и реши, чего ты на самом деле хочешь. Если захочешь вернуться в Москву - я отпущу тебя. Слышишь?

Она пошевелилась под кучей теплых одеял, но,ничего не сказала.

- Иван не нуждается в твоей защите. Мы же тогда вам все рассказали. Он справится без тебя, Алекс!

- Я очень боюсь, - из-под одеяла сказала она. - За всех. За себя, за тебя, за ребят. Ты точно уверен, что от нас отстанут, если мы затаимся?

- О, боже, боже... - пробормотал Филипп. - Я женился на забавной, красивой и славной девушке. И что вышло?

- Что? - спросила Александра.

- В меня стреляют, и я стреляю в ответ. Объясняюсь с милицией. Ищу... как это называется... заказчиков. Прошу государственного деятеля вмешаться в какие-то полукриминальные дела, и он вмешивается... Я плохо кончу. Слышишь, Алекс?

Сбросив одеяло, Александра обняла его за шею.

- Я боюсь, - повторила она. - Лучше бы меня убили тогда, на лестнице.

- Не болтай,-- сказал Филипп холодно. -И, если тебе это важно, я могу сказать, что убивать тебя на лестнице никто не собирался.

- Как не собирался? - несколько даже обиделась Александра. - А мои боевые ранения? А больница?

Филипп молчал, и Александра заволновалась.

- Нет, ты уж договаривай! - Она всмотрелась в его лицо. - Я что-то не понимаю. Если не хотели убить, тогда зачем?

- Пугали, - сказал Филипп неохотно.

- Меня? - поразилась Александра.

- Меня, - отрезал Филипп и поднялся. - Нужно дожить до завтра, Алекс. И тогда все будет хорошо. Ты задашь мне все свои вопросы, и я на них отвечу. А пока давай полежим немного...

Они и вправду лежали, не засыпая и не читая, и думали каждый о своем.

Александре хотелось подумать о бабе Клаве, от которой она уезжала так далеко и так надолго, но у нее не получалось. Баба Клава все время отступала куда-то в тень, словно специально освобождая место для других мыслей и чувств.

Вот-вот замкнется один круг. И начнется какой-то другой, о котором Александра еще ничего не знает. Что там будет, в этом втором круге? Будут ли в нем ее девочки, и Филипп, и Иван Вешнепольский? И каково ей самой будет в чужой стране с чужим языком, привычками, обычаями? Ведь, наверное, там у Филиппа Бовэ есть родственники и друзья, как-то они к ней отнесутся? И вдруг ей снова придется страдать из за собственного несовершенства?

А может, еще их убьют по дороге в Шереме тьево, и не нужно будет никому ничего доказывать...

Почему-то она шла по дорожке к своему деревенскому дому, но не со стороны электрички, а со стороны леса, и она боялась этого леса и хотела побыстрее дойти.

Александра так и не продала этот дом после бабушкиной смерти, хотя ездить ей было совсем некогда. Катерина Максимовна, соседка, приглядывала за ним и раз в год писала Александре письма, в которых уведомляла, что все в порядке, дом стоит - и еще сто лет простоит! - имущество в сохранности.

Бабушку она увидела в огороде. Заслонившись от солнца ладонью, она смотрела на приближавшуюся Александру.

Сердитая, поняла Александра.

- Наконец-то, - сказала бабушка язвительно. - Я уж думала, не дождусь.

- Привет, бабуль, - поздоровалась Александра тихо. - Что это ты в город не едешь?

Там, в этой перевернутой реальности, бабушка жила почему-то в деревне.

- Мне и тут хорошо, - сказал бабушка независимо. - Я его сроду не любила, город этот. То ли дело здесь - красота, воздух, лес какой! Старики говорят, на сто верст! Всю жизнь в городе промаялась, а зачем? Здесь только и жить.

Солнце валилось в луга - лохматое, красное и нестрашное. Было тепло и пахло полем, травами, близким дождем.

- У вас дождь был? - спросила Александра.

- Был, - согласилась бабушка. - Это у вас там ничего нет. А у нас тут все есть.

Они сели на крылечко, как и вправду сидели когда-то - маленькая Александра с тряпичной самодельной куклой и бабушка с вязаньем. Солнце переливалось и путалось в спицах, и Александра никогда не могла понять, зачем летом вязать такие теплые и толстые носки.

- Видишь, как хорошо? - спросила бабушка, когда они посидели немного молча. - Все у меня хорошо. Ты не переживай за меня, Саша. Хоть я и не в городе живу, а все знаю, все вижу. Конечно, может, мне не стоило в деревню переезжать, я бы за тобой ухаживала, а может, присоветовала бы что-нибудь, уберегла, защитила...

- Да что ты, бабуль, - пробормотала Александра. - Ты о чем?

- О том! - вспыльчиво сказала бабушка. - Не перебивай. Я же ведь не старая дура безмозглая, как некоторые бабки. Ты меня слушай. Ты поезжай, Саша. Может, и хорошо. Мне вот тут видишь как хорошо, хоть я и одна, без тебя. А поначалу знаешь, как себя ругала? Ведь переехала и бросила тебя одну-одинешеньку, девочку мою маленькую...

- Бабушка! - закричала Александра. - Не плачь!

- А кто плачет? - гордо спросила бабушка и высморкалась в белоснежный платок. - Я? Я никогда не плачу. Это ты у нас по этой части мастерица.

- Бабуль, - начала Александра, торопясь и понимая, что свидание это скоро закончится, - а ты... ты...

Нет, не могла она решиться и спросить ее об этом. Не могла.

- Тебе было трудно со мной? - быстро договорила она. - Все-таки маленький ребенок, такая обуза...

- Какая обуза! - махнула рукой бабушка. - Лучше тебя и ближе тебя у меня за всю жизнь никого не было. Что делать, характер такой... А ты все терпела да ласкалась, как щенок. Я бы за тебя жизнь отдала, Саша. Вот как любила...

Александра потянулась ее обнять, прижалась, чувствуя знакомый запах свежести и высушенного на солнцепеке белья. Ах, что это был за запах, единственный в мире, оберегающий от бед и несчастий, от болезней, напастей, дурных снов, плохих людей... Она вдыхала его, стараясь запастись, надышаться впрок, и рыдала, не в силах остановиться.

- Саша! - сказала бабушка строго. - Грех так убиваться. Не плачь. Посмотри, красота какая.

Александра кулаком вытерла слезы, и бабушка подала ей свой платок, не тот, который был у нее в руке, а свежий, из кармана - льняной, отглаженный и с ее инициалом, затейливой буквой К.

Бабушка любила вещицы с ее инициалами. Куда-то они пропали из дома, когда ее не стало и Александра даже позабыла о них, а теперь вот вспомнила.