Татьяна Устинова - Мой личный враг

- Вы надеетесь, что сможете совмещать две такие трудные должности, как ведущий политической программы и заместитель генерального продюсера?

- Пока еще я не пробовал себя в таком качестве. Мое назначение состоялось совсем недавно, - начал Андрей значительно, но с известной бойкостью, чтобы не наскучить. - Попробую, и тогда точно смогу сказать получится это у меня или нет.

Журналистка улыбнулась обворожительной улыбкой.

- Ваша программа заняла в эфире место некогда знаменитой и очень популярной программы Ивана Вешнепольского. Вы намерены освободить это место, если господин Вешнепольский пожелает вернуться в свое эфирное время?

"Не пожелает! Ни за что не пожелает!" - подумал Андрей. Ему было смешно. Хорошенькой газетной девочке и во сне не может присниться, сколько он всего знает. Один только намек на то, что ему известно, и девочка на следующий день проснулась бы знаменитой.

Но - ничего не поделаешь. Не быть тебе знаменитой, девочка...

Андрей помолчал, делая вид, что думает. Помолчать очень полезно. Это создает видимость того, что интервьюируемый подходит к интервью серьезно. Неопытным газетчикам вроде этой девчушки такая серьезность всегда льстит. А там - бери их голыми руками...

- Я еще не встречался с Иваном, - смеясь глазами, сказал наконец Андрей, - но, думаю, места в эфире всем хватит.

- Тем более что распределением места в эфире как раз занимаетесь вы. Как заместитель генерального продюсера, - подколола девчушка.

Андрей не ожидал от нее такой наглости. Он был уверен, что давно сразу же! - сразил ее наповал.

"Иван Вешнепольский мне уже не страшен. У меня теперь дорога только вверх и вперед. А что Иван? Кому он теперь нужен? Позавчерашний день..."

Андрея уже предупредили: Вешнепольский трясется за свою шкуру. В обмен на собственную безопасность готов сидеть тихо и не высовываться.

Дело закрыто. Навсегда. Андрей Победоносцев выиграл.

Он сильный, умный и очень осторожный. Он всех обошел, оставил далеко позади. И теперь ему никто не страшен. И не нужен.

Он сидел и снисходительно смотрел на журналистку. Так на экзамене профессор смотрит на -бестолковую беременную студентку: выгнать вроде жалко, а что еще с ней делать - непонятно.

- Кто бы ни занимался распределением эфирного времени, - изрек наконец Андрей, - Иван Вешнепольский, естественно, был и останется вне конкуренции. Я думаю, что на завтрашней пресс-конференции он расскажет о своих планах. Мы все обязательно там будем. Его возвращение, когда мы уже потеряли всякую надежду, редкая удача, хотя "удача" - глупое слово, когда речь идет о жизни и смерти. Его возвращение - это счастье. И не только для его близких, но и коллег, потому что Иван - удивительный человек.

У Андрея дрогнул голос, и он замолчал. Самое поразительное и непостижимое состояло в том, что он действительно верил в то, что говорил в данный момент. Особенно если говорил на камеру. Или вот девочке из телевизионной рубрики...

- То есть вы не будете развлекать публику дрязгами и склоками за эфирное время? - моментально попадаясь на удочку, уточнила она.

- Нет, - покачал головой Андрей. - Для этого мы слишком уважаем друг друга...

Проводив журналистку, Андрей вызвал секретаршу и попросил кофе.

- Обедать не пойдете? - спросила секретарша с милой развязностью всех секретарш, приближенных к сильным мира сего.

- Нет, - ответил Андрей, не расположенный в данный момент к созерцанию ее славной мордашки, - кофе, если можно.

В этом тоже был определенный шик, учитывая, что кофе Андрей не любил и не понимал, зачем его вообще пьют. Никакой радости и бодрости от кофе он не испытывал, только горечь во рту и сосущее чувство в желудке.

Конечно, интервью он провел с блеском, и завтра оно появится в газете, снабженное его фотографией. Фотограф долго крутился у него в кабинете, выискивая какие-то многозначительные планы и позы. Андрей терпел, понимая, что это необходимо. И говорил хорошо, он был в этом уверен.

Он чувствовал себя сильным, умным и на голову выше всех остальных. О том, как он трясся от страха, не в силах овладеть собой, о том, что почему-то не звонит человек, занимающийся "делом" Александры Потаповой, о том, что вечером ему предстоит докладывать Вике обо всех своих сегодняшних делах, он старался не думать.

Хоть недолго, хоть два часа в день, но он может себе позволить побыть тем, кем он на самом деле являлся.

Победителем.

Филипп разговаривал по телефону третий час подряд. Говорил он все время по-французски. Под мелодичное грассирующее стрекотание чужого языка Александра задремывала, но через секунду просыпалась - усталый мозг, не в силах остановиться, все время подкидывал ей в дрему одно и то же - сыплющееся в снег, как будто толченое, стекло, тихий хлопок выстрела, и Ладин шакалий вой... Сердце подкатывало к горлу, ноги становились чужими и неуклюжими, и снова Филипп падал животом на снег и, распластавшись, медленно-медленно поднимал пистолет.

- В кого стреляли? - внезапно очнувшись, спросила Александра своего мужа. - В Ивана?

Он покачал головой. Точно он не знал, и у него не было времени выяснять это.

По логике - нет, не в Ивана. Убийца явно был не случайный стрелок, и рабочее место он себе подготовил давно и удобно. Со второго этажа дома напротив двор хорошо просматривался, и путь к отступлению был наилучший - через давно заколоченное парадное прямо на людную улицу. Проход в парадное был расчищен, дверь открывалась легко и бесшумно.

Он очень'хорошо подготовился, этот парень. Вряд ли он сумел бы так подготовиться, если бы охотился на Ивана. Кроме того, Ивана логичнее было бы караулить у его собственного дома...

Ничего этого Филипп не стал рассказывать Александре. Он был зол и озабочен только тем, что ее нужно увезти в Париж. Конечно, желательно целую и невредимую.

Она тряслась как осиновый лист уже несколько часов подряд. Филипп не мог заниматься ее утешением. Он думал только о завтрашнем отъезде и о том, что ей еще предстоит узнать в Париже и как она к этому отнесется.

Могло быть все, что угодно.

- Машина приедет к пяти часам, - сообщил он Александре после очередного разговора. Она по-прежнему сидела в углу дивана, накрытая пледом и еще одеялом сверху.

- Какая машина? - спросила она, открывая глаза.

- Чтобы отвезти нас в Шереметьево, - терпеливо сказал Филипп. - Завтра. В пять.

- А твоя? - спросила Александра.

- Что моя? - не понял Филипп.

-Ну, твоя машина...

Его "девятка" стояла на тротуаре за домом. Филипп предполагал, что она там и останется.

- Мы прилетим, и она нам еще понадобится, - соврал он с ходу. - Я перегнал ее в гараж. Ты хочешь поесть?

Она покачала головой.

- Что с тобой, Алекс? - спросил он, решив быть внимательным и нежным, хотя это у него никогда не получалось. - Ты заболела?