Татьяна Устинова - Хроника гнусных времен

– Продайте, – посоветовал Кирилл.

– Продайте!.. – пробормотал Настин отец. – Вам, молодым, только продавать и покупать. А если я продавать не хочу?

– Тогда пусть в гараже стоит.

– Сгниет в гараже-то!

– Тогда продайте.

– Ты что? – спросил Настин отец подозрительно. – Смеешься надо мной?

– Нет, – быстро сказал Кирилл, – а Соня? Она почему смогла Владика уговорить? Она на него имеет большое влияние?

– На Владика никто не имеет никакого влияния. Тетя его обожает и гордится им, как будто он нобелевский лауреат. А он газету на компьютере верстает. Добро бы газета была солидная, а то про какую-то рок-музыку! Тираж три экземпляра или около того. Однажды его в милицию забрали, я уже сейчас не помню, за что. Тогда он еще газету не верстал, а без дела шатался. Он ночь в отделении просидел, мы его по всему городу искали, и наконец Соня нашла. Она поехала за ним, но не домой привезла, а куда-то еще, на чью-то дачу, что ли. Они там были целый день и разговаривали. О чем, мы так и не узнали, только Влад после этого как-то… посмирнее стал. Не то чтобы за ум взялся, но притих. Она его и на работу пристроила. У них в больнице кто-то лежал, она их познакомила и уговорила взять его на работу. Она такая, наша Соня, – заключил Дмитрий Павлович неожиданно, – только с виду бледная и худая, а на самом деле – кремень. И мама ее любила.

Мама – это Настина бабушка Агриппина Тихоновна, сообразил Кирилл не сразу.

– Вы не знаете, Дмитрий Павлович, это ожерелье действительно дорогое?

– Нет, – резко сказал Настин отец, – не знаю и знать не хочу. Меня это не касается. Я вообще считаю, что обсуждать это глупо. Мама оставила каждому то, что считала нужным. Мы не бомжи, нам из-за наследства ссориться не пристало.

– Да вы и не ссоритесь, – заметил Кирилл.

– И не станем. Юля просила каких-то гвоздей, – пробормотал он, – нужно захватить, а то такой шум поднимется…

Он пошел к длинному верстаку, занимавшую одну из гаражных стен, и стал греметь инструментами, продолжая что-то бормотать себе под нос.

Гараж у Настиной покойной бабушки был знатный. Железные кованые ворота, смотревшие на улицу, были такой ширины, что из них вполне могла выехать карета, запряженная шестью лошадьми. В гараже было три машины: Настина “Хонда”, блестящая ухоженная “Волга” и “девятка” Настиного отца. Машины стояли просторно, далеко друг от друга, так что при желании вполне можно было втиснуть еще одну. С улицы гараж не казался таким громадным. По всему периметру тянулись полки, на которых были разложены инструменты – все в идеальном порядке. Настя быстро приведет их в чувство, подумал Кирилл. Впрочем, может, и не приведет. Вряд ли она станет лежать под машиной, даже получив в наследство такой шикарный гараж.

Сам Кирилл с далеких дальнобойщицких времен под машиной никогда не лежал, всей душой возненавидев это занятие, и был счастлив, что может покупать себе машины, под которыми в принципе не нужно лежать.

– Ну что? – спросил Настин отец издалека. – Все осмотрел? Тогда пошли.

Они вышли из каменной прохлады гаража в раскаленное солнечное пекло, и Кирилл зажмурился.

– Пойду гвозди забивать. И есть уже хочется. Тебе не хочется?

– Хочется, – согласился Кирилл.

– Надо наших поторопить. Юлька есть никогда не хочет, – сказал он про свою жену и улыбнулся, – и всех, кто хочет, презирает. Ты скамейку сам починил?

– Сам.

– Молодец.

Он пошел к дому, а Кирилл остался на дорожке, чувствуя себя двоечником, которого неожиданно похвалил завуч.

У него было важное дело, но сделать его он собирался, только когда все семейство соберется за обедом и не сможет ему помешать. А пока…

– Ну что? – спросил насмешливый женский голос, и Кирилл обернулся как ужаленный. – Всем продемонстрировали, какой вы хороший мальчик?

Света. Черт бы ее побрал.

Не шевеля ни единым мускулом, она качалась в гамаке – руки за головой, совершенные ноги скрещены в щиколотках, золотистые волосы нимбом вокруг лица.

– Посидите со мной. Всем уже ясно, что вы святой. Скамейки починяете, папаше помогаете, с мамашей любезны. Сделайте перерыв.

– Какой еще святой? – себе под нос пробормотал Кирилл, подошел и сел рядом на теплую деревянную лавочку.

Света была безмятежна, как летний день, и никто бы не поверил, что она рыдала и говорила в трубу, что больше не хочет никаких темных дел. Тем не менее она рыдала и говорила.

– Ну, – сказала она, когда он вытащил сигареты, – что же вы?

– Что? – спросил он, не прикурив.

– Вы что, не собираетесь предложить сигарету даме?

Даме, может, и предложил бы, подумал Кирилл. Ему вдруг стало весело. Он вспомнил, что Настя Сотникова ни разу не взяла у него из пачки сигарету, все время ныряла за ними в свой необъятный портфель.

Он закурил сам и протянул Свете пачку вместе с зажигалкой.

– Да, – констатировала Света, – с манерами у вас проблемы. Я вас перевожу из ангелов в кандидаты. Будете кандидат в ангелы.

Она потянулась – он все держал перед ней пачку – как большое грациозное животное, вынула из-за головы золотистую от загара, длинную руку и наконец взяла у него сигареты.

– Полы вы тоже помыли вместо Муси?

– Какие полы?

– В бабушкином кабинете.

Он промолчал, разглядывая свою сигарету.

– Я всегда думала, зачем старухе кабинет? – Света закурила и, оттолкнувшись ногой, качнула гамак. – Ну что старуха может делать в кабинете? Она же не писала книг или картин! Она там сидела по полдня. Что она там делала?

– Может, ей вид из окна нравился, – предположил Кирилл, – или она там йогой занималась.

– А теперь там станет сидеть Настасья, – не слушая его, продолжала Света, – уж и порядок навела. Почему жизнь так несправедлива?

– А она несправедлива?

– Конечно. У нее все, у меня ничего. Почему?

– А чего вам не хватает?

– Мне всего не хватает, – вдруг сказала Света хищно и перестала качаться. – Работу свою ненавижу, но должна работать. Деньги обожаю, но их у меня нет. Мужика приличного и то нет. Смешно?

– Не очень, – сказал Кирилл.

– Вот, может, вас отобью у Настасьи. Хоть развлекусь.

– Не отобьете.

– Почему?

– Потому что мне не хочется, чтобы вы меня отбивали.

– Мало ли чего вам не хочется!

– Отбить можно того, кто хочет, чтобы его отбили, – сказал Кирилл назидательно, – а я не хочу. Поэтому не отобьете. Если хотите, давайте будем разговаривать нормально. Как люди. Если не хотите, то я пойду, пожалуй. Мне испанские танцы танцевать лень и не интересно.

– Значит, вы меня боитесь, – заключила Света гордо.

– Боюсь, – признался Кирилл, – вас не бояться – глупо. Ну что? Станем разговаривать?

– О чем мне с вами разговаривать? – вдруг крикнула она. Лицо сморщилось, губы набухли, нос стал неуместно большим, и Кирилл понял, что она сейчас зарыдает.