Татьяна Устинова - Хроника гнусных времен

Носатый Франц Иосифович энергично и дружески покивал.

– Слышите? – спросил он и потянул своим необыкновенным носом. – Михаил Эрастович варит кофе. Мы всегда пьем кофе после того, как выстрелит пушка. Я просил. Я говорил. Я спрашивал – а если как раз в это время придут клиенты? Но он ничего не слушает. Он варит кофе. Он говорит, что слишком стар, чтобы изменять привычкам. А сам, между прочим, – тут ювелир заговорщицки понизил голос и немного придвинулся, – а сам, между прочим, младше меня на семь лет! – и он гордо откинулся назад, чтобы насладиться произведенным эффектом.

Никто не знал, что нужно делать дальше. Даже Кирилл Костромин.

Все стояли и молчали.

– Я говорю – кофе, – повторил Франц Иосифович и покрутил лысой головой, удивляясь, что они такие тупые, – выпейте кофе. Пушка выстрелила. Кофе готов. – Тут он проворно забежал за портьеру и крикнул в темную глубину:

– Кофе готов?

Оттуда ничего не ответили, и это чрезвычайно обрадовало Франца Иосифовича.

– Да, – изрек он, – готов. Юра запер дверь. Он всегда запирает дверь, когда мы пьем кофе. У нас гости, Михаил Эрастович! – снова крикнул он в сторону портьеры. – Сегодня нам нужно много кофе! Он трясется над своими зернами, как скупой рыцарь, – пояснил он, понизив голос. – Он считает, что в этом городе никто не умеет варить кофе!

И Франц Иосифович отчетливо захрюкал, что, очевидно, означало смех.

Похрюкав немного, он вернул очки на кончик носа и гостеприимно приподнял портьеру.

– Прошу. Прошу. Да.

Соня беспомощно оглянулась на Настю, а Настя – на Кирилла.

Кирилл взял их обеих под локотки и подвел к откинутой доске полированного прилавка. Франц Иосифович бодро пробежал вперед, нырнув под портьеру, а за ним потянулись Настя с Соней. Замыкал шествие Кирилл.

– Куда мы попали? – приостановившись, прошептала Настя ему в ухо. Он весело пожал плечами.

Темнота расступилась, и они оказались в крохотной квадратной комнатке, как будто в сейфе. Горел желтый свет, на окнах были металлические жалюзи и почти вплотную друг к другу стояли два желтых канцелярских стола, заваленных бумагами. И еще маленький столик, а на нем железный ящик с песком. Из песка торчала длинная ручка армянской турки. Рядом хлопотал маленький седой человечек, очевидно, Михаил Эрастович, знаток кофе.

– Здравствуйте, здравствуйте, – оглянувшись, произнес он чрезвычайно любезно и вдруг быстро и остро взглянул на Соню, – нужно посмотреть, хватит ли у нас чашек на такую большую компанию.

– Вам отлично известно, что чашек у нас семь, – прокаркал откуда-то издалека Франц Иосифович. – Да. Семь. Две еще останутся. Предложите молодым людям присесть.

– Ах, да! – спохватился кофевар и энергично встряхнул турку, не вытаскивая ее из песка. – Садитесь, молодые люди. У окна табуретка. Правда, мы сами не знаем, где здесь окна. Темно и днем и ночью. Вы когда-нибудь пробовали настоящий арабский кофе?

Все завороженно молчали, и Михаил Эрастович продолжал:

– Мне привозят кофе из Арабских Эмиратов. Уверяю вас, на свете нет ничего лучше, чем настоящий кофе из настоящих кофейных зерен! Запах, насыщенность цвета, особая пена. Ее надо вовремя осадить, и это тоже искусство! И не убеждайте меня, что растворимый кофе – тоже кофе! – энергично воскликнул он, хотя никто и ни в чем его не убеждал. – Растворимый кофе – это эрзац. Одна видимость. Все, что не нужно готовить, – это не настоящее. Только то, во что вкладываешь душу, к чему притрагиваешься, о чем думаешь с удовольствием, – достойно! Верно я говорю, Франц Иосифович?

– Всегда, – изрек материализовавшийся из темноты Франц Иосифович. В руках у него были глиняные чашки величиной с наперсток, – вы всегда говорите верно, Михаил Эрастович. Кофе. Его мало. Вы сварите еще?

– Ну конечно! – ответил его напарник нетерпеливо. – Неужели вы думаете, что я оставлю кого-то без угощения? Садитесь, молодые люди. Считайте, что вам повезло. Я варю отличный кофе. Вы такого нигде не найдете.

– Вы хвастаетесь. Это нехорошо.

– Я не хвастаюсь! Я говорю правду. Чашки нужно погреть. Только дикари наливают кофе в холодную глину. Кофе должен быть огненным, он должен возбуждать чувства и радовать сердце. Как ваше ожерелье, дорогая, – неожиданно закончил экспансивный Михаил Эрастович и поклонился Соне, которая чуть не упала, – мы благодарны Сергею Сергеевичу за то, что он порекомендовал вам обратиться к нам. Даже мы нечасто имеем дело с такими вещами. Верно я говорю, Франц Иосифович?

– Всегда. Всегда верно.

Настя взяла Кирилла за руку и стиснула ее изо всех сил.

– Но все разговоры – потом! – Он выхватил из песка турку и ловко налил по глотку в три крохотные чашки. – Пробуйте!

Настя осторожно пригубила, Кирилл хлебнул от души, а Соня даже не притронулась.

Ювелиры выжидательно смотрели на них.

– Потрясающе, – пробормотала Настя, и Кирилл чуть-чуть улыбнулся, – просто потрясающе. Это что-то необыкновенное.

– Необыкновенное, – подтвердил Кирилл, чувствуя себя Францем Иосифовичем, подтверждающим слова Михаила Эрастовича, – удивительное.

– То-то же, – самодовольно сказал Великий Кофейный Знаток и понюхал пар, поднимавшийся от опустевшей турки, – сейчас я приготовлю еще.

– Пейте, – дружелюбно сказал Франц Иосифович Соне, – это вкусно.

– Ожерелье, – пробормотала Соня и поставила свою чашку на край заваленного бумагами стола, – оно… настоящее?

– Что значит – настоящее? – удивился Михаил Эрастович. – Оно такое же настоящее, как мы с вами. А что такое?

– Оно… не поддельное?

Теперь уже переглянулись ювелиры, и Михаил Эрастович даже перестал заниматься своим необыкновенным кофе.

– Вы имеете в виду камни? – переспросил он. – Нет, не поддельные.

– Редкие, – вступил Франц Иосифович. – Чистота. Огранка. В центре три бриллианта по два карата. Остальные по одному. Сапфиры. Индия. Глубокий и ровный цвет.

– Старинная голландская работа, – подхватил Михаил Эрастович, – приблизительно середина прошлого века. Оправу кое-где следует почистить, а в целом состояние прекрасное. Верно я говорю, Франц Иосифович?

– Всегда. Работа по золоту отличная. Делал большой мастер. Со знанием и любовью. Да. Отличная работа.

Кирилл Костромин залпом допил свой кофе и посмотрел на обоих благодушных стариков. То ли адреналин, то ли необыкновенный кофе молотил в виски, раздувал очажок боли в затылке.

На Соню он старательно не смотрел.

– Правильно ли мы поняли, – начал он, – ожерелье старинное и очень ценное. В нем настоящие камни, сапфиры и бриллианты, редкой и красивой работы. – Ювелиры кивали. – Оно было сделано в Голландии в середине девятнадцатого века. Это музейная редкость?

– Нет, нет, – нетерпеливо прокаркал Франц Иосифович, – музей ни при чем. Ни при чем. Хотя, безусловно, раритет. Да.