Марина Серова - Дожить до завтра

Андрей Леонидович подошел ко мне, как всегда, неожиданно и взял под руку.

— Я Ахмару звонил, — сказал Гром. — Болеет. Врачи предлагают операцию на колене — его тогда в бетонную яму швырнули метров с шести. Да еще и пальцы воспалились — сейчас ногти удаляют.

Я слушала. То, что Ахмару даром эти три часа у боевиков не пройдут, было очевидно еще в горах.

— Он говорит, — продолжил Гром, — ребятам тогда даже отдохнуть не дали — сразу послали на какой-то дот. Остались в живых только Сом да Хрящ. Сом в госпитале — позвоночник перебит.

Я остолбенела:

— Так это же…

— Да-да. Ахмар справки навел; похоже, Сечкина работа, ну, тот, из «округа»…

— Да я помню. Будете брать?

— Не сейчас. Сечкин — фигура особая; его в Москве крепко поддерживают.

Я вздохнула.

— А что с Хрящом?

— После этой атаки сразу же рапорт подал. Он же не дурак, понимает, что почем. Теперь на какого-то частника работает — здесь, в Москве.

— А меня-то зачем сюда вызвали?

— Работать. У тебя ведь есть знакомые в Москве?

Я улыбнулась: Гром каким-то образом знал обо мне все.

— Остановись у них, а завтра в это же время подъезжай сюда. Договорились?

— Ладно, Андрей Леонидович, до встречи…

Иван Турсунбекович Касымов был старым другом отца. Именно к нему я теперь и ехала. Когда-то папа и дядя Ваня закончили одно и то же училище внутренних войск, затем, правда недолгое время, служили в одном полку. Они так подружились, что даже в отпуск наши семьи два раза ездили вместе. Честное слово, я не помню, чтобы кому-то из военных, служивших в разных частях, это удавалось. А потом папа погиб.

Дяде Ване наконец-то дали повышение, и вот уже два года как они с женой Людмилой Ивановной живут в Москве. Они все приглашали меня приехать погостить, но так получилось, что была я у них один раз, проездом.

Я села в подошедший автобус и через сорок минут путешествия сквозь желтый свет фонарей и мелкий нежданный дождик вышла у самого дома семьи Касымовых. Зашла в ярко освещенный подъезд, поднялась на лифте на девятый этаж и позвонила в знакомую дверь под номером 154.

Дверь открылась, и я увидела немного постаревшую, но все такую же обаятельную хозяйку.

— Юленька! — всплеснула руками Людмила Ивановна. — Ваня! Бегом сюда, ты посмотри, кто приехал! Ну проходи, что же ты стоишь? А что — на улице дождь?

— О-о, кого я вижу! — вышел в коридор дядя Ваня. — Ну иди ко мне, дочка, дай я тебя расцелую! В щечку! И в другую! Ай, молодец, что зашла!

Я смотрела и не верила своим глазам: дядя Ваня был под хмельком! И хорошо под хмельком. Я присмотрелась к квартире — везде виднелись следы большой гулянки.

— Ваня же генерала получил! — радостно сообщила Людмила Ивановна.

— Ой, дядь Вань! Поздравляю!

— Так они мне вчера офицерский клуб из квартиры устроили! Все обмывали. Ну ты проходи. Сразу — за стол! — широким жестом указал дядя Ваня на царственное изобилие хрусталя, фарфора, напитков и закусок.

Меня провели помыть руки, подали полотенце, усадили за стол и пододвинули самое вкусное. Мне только и оставалось, что утвердительно кивать на каждое: «Обязательно попробуй!», «Ну что ты к человеку пристал! Пусть вот это попробует!» и завидовать. В этой семье всегда царила любовь.

— Иван Турсунбекович! — подняла я поздравительный тост. — Дядя Ваня, за вас! Такого, как вы есть. Это ваше главное звание. — Я почувствовала, как губы сами расползаются в счастливой улыбке. — Ну и за вашу генеральшу! Семейного счастья!

Разговор быстро перешел в семейное, неторопливое русло.

— Ну как ты? — осадили меня вопросами Касымовы. — Так и работаешь в своем «Калининградском» прокурором?

— Нет, — печально улыбнулась я. — Не понадобилась.

— Жаль, — вздохнул дядя Ваня. — Ты девочка талантливая… Ну и времечко пошло!

— Работу хоть нашла? — наклонила голову Людмила Ивановна. — Где ты сейчас?

— В Комитете солдатских матерей, юрисконсультом, — улыбнулась я. Привыкнув к хроническому состоянию «полуправды», когда ты просто не имеешь права даже чуть-чуть приоткрыть свой настоящий статус, я гораздо больше переживала за то, как генерал Касымов воспримет мою «официальную» работу.

Дядя Ваня крякнул и перевел разговор на другую тему.

Ивана Турсунбековича быстро развезло — сказались предварительно выпитые литры, и он ударился в воспоминания. Даже Людмила Ивановна, бегающая между кухней и комнатой, уже не могла его остановить. Он полез за семейным альбомом, и я, поймав на себе сочувственный взгляд Людмилы Ивановны, приготовилась очередной раз услышать историю дружбы наших семей. Почти все старые фотографии, вклеенные в толстенный альбом Касымовых, были и у нас, и лишь начиная со второй половины альбома стали встречаться мне неизвестные.

— А это кто? — почтительно тыкала я пальчиком в разных персонажей с майорскими и подполковничьими погонами, чтобы выслушать бурю восхищенных эпитетов: у дяди Вани практически все люди были хорошими.

Я никогда так не могла. Я понимаю, что все это зависит от собственного восприятия человека: для кого-то все — плохие, кто-то, напротив, умеет различать «полутона», а для дяди Вани не существовало неисправимых бездельников и разгильдяев. И, как будто чувствуя это, даже разгильдяи в его присутствии становились другими, лучше, что ли…

— Дядь Ваня, — спросила я, уже собираясь помаленьку завершать «просмотр», — а это кто?

На этот раз его реакция была совершенно неожиданной.

— Тварь! — громко и внятно сказал дядя Ваня. — Если бы я знал, что он так с твоим отцом поступит, лично бы застрелил!

— А как он поступил? — оторопела я. — И кто он?

— Ваня, — предупреждающе вымолвила застывшая в дверях Людмила Ивановна. — Не надо.

— Пусть девочка знает! — твердо сказал Касымов. — Она уже большая.

Людмила Ивановна медленно опустилась на стул.

— Как он поступил, дядя Ваня? — повторила я. — Как?!

Касымов налил себе рюмку и залпом выпил.

— Это полковник Сечкин. Теперь — генерал Сечкин.

Меня кинуло в жар. На какой-то момент я вообще «выпала» из реальности и снова очутилась там, на загаженном голубиным пометом полу МТС, рядом с трупом Секи и полумертвыми от усталости и постоянной близости к смерти ребятами.

— Когда Сережу направили в Карабах, — вывел меня из состояния ступора Касымов, — он первым делом изучил оперативную обстановку. На КГБ он полностью рассчитывать не мог — у них уже начался раскол… чуяли крысы… Он сразу понял, чем пахнет: полк брошен, как есть, — щиты да каски. И все — в чистом поле! В палатках! Он подал рапорт: спецсредства, подкрепление, боеприпасы, технику — все надо.

— А при чем здесь Сечкин?

— К Сечкину рапорт попал, а он его — под сукно! Не дам технику — и все! Демократия, мол, гласность; мне международные скандалы ни к чему, справляйтесь, как есть. Так и не дал! А что пацаны с этими щитами могут? Выстроиться в шеренгу и «раз-два-бей»?! Так это только первых три-четыре раза сработало… а потом — все: бутылки с горючкой пошли, как в Корее… А в полку ничего нет! «Они» как поняли, что им все можно… тогда и этот налет на часть был. Мне потом рассказывали…