Марина Серова - Дожить до завтра

Я скинула шелковый корейский халатик и медленно, с наслаждением опустилась в благоухающее пенное блаженство. Вода в ванне расступилась, приняла мое тело и снова сошлась, надежно укрыв его и от изнуряющей июльской жары, и от всех этих подружек с их дачами, автобусами, детьми и комарами.

И тогда зазвонил телефон. Я, расплескивая воду, помчалась в прихожую.

— Алле!

— Извините, я ошибся номером, — пророкотал из трубки незнакомый баритон, и тотчас пошли короткие гудки.

«Уж не от Грома ли?» — подумала я, угнетенно наблюдая в зеркало, как стекающая с голого тела вода образует на полу маленькое Черное море. Время я еще не упустила, но и тянуть с выходом на связь, если этот звонок — «привет» от майора Сурова, не следовало.

Я пожала плечами, водрузила трубку на место и направилась в ванную — быстренько превращать священнодействие в «помывку личного состава».

«Интересно, какое задание я получу на этот раз?» — попыталась сообразить я и снова опустилась в уже начавшую оседать пену.

После быстрого и позорного провала разведгруппы в Югославии все мы стали как зачумленные — ни жизни, ни работы. Если, конечно, не считать жизнью воскресный «отдых» на даче, а работой — исполнение должности юрисконсульта Тарасовского Комитета солдатских матерей. Мне этого не хватало. И то, что работа в комитете — всего лишь «ширма», прикрытие, нисколько не утешало: уж очень однообразной была моя жизнь. Армия штамповала отписки, как брила затылки, — одна в одну. Меры, разумеется, принимались: одних списывали, других сажали, отчего моя деятельность тоже как бы имела смысл. Если бы Мату Хари продержали в таком положении, сколько и меня, она бы набрала вес и в конце концов выскочила замуж за вражеского офицера. Чтобы избежать еще худшей судьбы «вечной запасной».

Я покончила с мытьем, наскоро вытерлась, накинула сарафан и шлепанцы и выскочила за дверь. Газеты еще продавались, и я, схватив две основные, помчалась домой, на ходу просматривая колонки частных объявлений. Так и есть: одно было обращено ко мне.

«Багира, спасибо за науку. Ты еще помнишь нашу опушку? Твой Балу». Это означало, что Гром назначил мне встречу в городском парке Тарасова — возле деревянной статуи танцующего медведя — «Балу». «Спасибо» означало подтверждение обычного времени встречи — 18.00.

Я стремительно привела себя в порядок и поехала в парк — благо от моего дома это не так далеко.

Гром подошел к месту встречи одновременно со мной.

— Здравствуй, Юленька.

— Здравствуйте, Андрей Леонидович…

— Ты одна? — Гром быстро и внимательно осмотрелся.

Он, конечно же, имел в виду возможный «хвост» — последнее задание прошло не очень гладко, и Гром предпочитал перестраховаться.

— А с кем же еще, Андрей Леонидович? Того хорвата вы мне отсоветовали, сами замуж не берете, — сделав вид, что не поняла его озабоченности, съехидничала я.

— Ю-юленька, заросшие боевики — дурной тон, — с укоризной протянул Гром, оставив за кадром укол в собственный адрес.

Мы неторопливо пошли по роскошной дубовой аллее.

— Ну что, Андрей Леонидович, где вы пропадали?! — поинтересовалась я.

— На даче, Юленька, на даче, — одними губами улыбнулся Гром.

— Опять? — вздохнула я. «На даче» языком Грома означало дачу показаний где-нибудь в генпрокуратуре. А из этого всегда следовало одно и то же: что-то где-то пошло не так.

«Не так» все пошло задолго до Югославии. Дурная манера начальства не держать слова, да и просто не исполнять своих прямых обязанностей стала традицией. Иногда и вовсе казалось, что все результаты наших трудов кто-то нагло и методично спускает в сортир.

— Когда работать начнем? — поинтересовалась я.

— А что, из Комитета солдатских матерей тебя выгнали?

— Я о настоящей работе, вы стрелки-то не переводите…

— Сегодня, Юленька, сегодня. Если ты, конечно, готова.

Душа моя ухнула вниз и снова взлетела — высоко-высоко!

— Чем хоть заниматься будем?

— Ты, Юленька, в порядке исполнения своих трудовых обязанностей поедешь проверять жалобы. Дня на три.

— Чьи?

— Матерей, Юленька, матерей — тех самых, на которых работаешь… Я ведь не ошибся: плановая проверка Воскресенского гарнизона назначена на июль?

— Верно, — поразилась я феноменальной памяти Грома; план проверок он видел мельком месяцев шесть назад. — То-то председательша обрадуется, если я соглашусь сама ехать: ей на конференцию надо, в Москву!

— Вот и отлично. Проверишь, конечно, своих солдатиков… а заодно посмотришь, как там с сохранностью оружия…

— Одним глазком? — издевательски подначила я. — Что я сделаю за три дня?

— Не кипятись. Я тоже подъеду.

На следующий день я получила «добро» председателя Комитета солдатских матерей Светланы Алексеевны, подписала бумаги и даже получила суточные.

Проверка совпала с проводимой губернатором кампанией «Народ для армии, армия для народа». В последние недели под стариком закачалось кресло, и он решил опередить развитие событий и взять инициативу в свои руки. Поэтому в Воскресенский гарнизон направлялась целая делегация: отдел по общественным связям, военкоматовцы, кто-то из облфинотдела и целая банда журналистов «губернаторского» телеканала.

Народу набралось на два микроавтобуса и то ли пять, то ли шесть легковушек, но за мной, ввиду особого положения комитета, заехали отдельно. Замвоенкома майор Орлов прибыл на служебной «Волге» вместе с расфуфыренной дамой и сухим, ядовитым на вид клерком.

— Знакомьтесь, Юлия Сергеевна, — строго обратился ко мне Орлов. — Наталья Павловна — начальник отдела по общественным связям при аппарате правительства…

Я кивнула.

— И Юрий Иванович — главный ревизор облфинотдела.

На этот раз голову наклонил клерк.

— Ну что, Юлия Сергеевна, вы готовы? Тогда поехали.

Я нырнула на заднее сиденье — переднее замвоенкома не уступил бы даже родной маме.

Орлов невзлюбил меня с того самого дня, когда впервые увидел: беда в том, что наше знакомство состоялось, когда я учинила скандал по поводу призыва. Военкоматовцы умудрились «забрить лбы» четырнадцати абсолютно непригодным к строевой службе мальчишкам. Я это дело развернула, и с тех пор Орлов здоровался со мной сквозь зубы.

Молодой солдатик-водила вел машину дерзко, но грамотно, соседей разморило, майор меня демонстративно не замечал, и я погрузилась в размышления…

Повод для контакта с ответственными за сохранность оружия в Воскресенском полку у меня был: из этой воинской части в комитет поступили две жалобы — от матери Василия Быкова из второй роты и матери Петра Скачкова из роты охраны главного объекта полка — резервных оружейных складов. По письмам выходило, что обоих притесняли, избивали, отбирали деньги и посылки из дома — в общем, стандартный набор.