Марина Серова - Дожить до завтра

На этот раз лейтенант задержался. Я знала, что происходит сейчас в штабе: дежурный по части перепугался насмерть и побежал советоваться с командиром полка. Тот, понятное дело, сорвал на дежурном зло, но пустить меня на губу сразу не смог. И не пускать не решился.

Наконец начкар вышел.

— Пойдемте.

Он повел нас по длинному коридору караулки, и попадавшиеся по пути бойцы вскакивали, увидев майора, и впадали в состояние ступора, едва замечали меня.

— Давайте сюда, — пропустил меня вперед начальник штаба и повернулся к лейтенанту. — Начкар, арестованного — в комнату бодрствующей смены.

Я осмотрелась: стол, стулья, шкаф, шахматы, двое перепуганных воинов… На стене — «Боевой листок», портянки — на батарее.

— Та-ак, — громко возмутился майор. — Лейтенант, портянки убери.

Начкар зарделся и моментально передоверил задание караульному:

— Семенов, убери.

— Я тебе сказал, лейтенант, — зло заиграв желваками, напомнил начальник штаба.

Начкар весь покрылся красными пятнами и молча вынес пахучий элемент солдатского обмундирования за дверь. Я усмехнулась: снять в карауле портянки — тягчайший проступок, и теперь ему будут «тыкать в морду» этими портянками при каждом удобном случае. Я присела на стул и прислушалась: во дворе раздавались звонкие, как пощечина, команды:

— Встать! — грохот сапог. — Смир-на! Нале-во! Вспышка с тылу! — и снова грохот сапог. От губарей добивались абсолютного подчинения.

— Ну, где там арестант? — изобразила я недовольство.

— Сейчас приведут, — засуетился выросший как из-под земли начкар. — Сейчас.

И, как бы в подтверждение его слов, в коридоре раздался размеренный топот двух — трех пар сапог: вели арестованного Щукина. Он вошел, и в комнате стало темней: так велик был этот парень.

— Господа, — взялась я за дело. — Свидетели мне не нужны, попрошу всех, кроме арестованного Щукина, покинуть помещение.

Майор и лейтенант неуверенно переглянулись, но возражать не посмели.

— Ладно, Юлия Сергеевна, работайте, если что, я буду рядом, за дверью, — предупредил меня майор и вышел.

Мы сидели друг напротив друга, и я в очередной раз возблагодарила судьбу за то, что выросла в армейской среде — здесь все было понятно. Щукин сидел, тоскливо уставившись в окно, и, дыша перегаром, теребил черными от грязи пальцами подол новенькой гимнастерки.

— Ну что, Щукин, — прервала я затянувшееся молчание. — Расскажи, как это тебя угораздило…

— Да я уж десять раз рассказывал, — отстраненно хмыкнул Щукин.

— Ничего. Одиннадцатый расскажешь.

— Да че там рассказывать? За руку его поймали вчера… он у Степы деньги стянул.

— Это я знаю. Но как это вы его до такого состояния додумались отделать? Пьяные, что ли, были?

— Ну.

— Да тебя ж напоить — не меньше литра надо!

— Полтора, — хмыкнул Щукин: этим он явно гордился.

— Сколько ж вы выжрали? — восхитилась я. — Ящик?

— Два, — вздохнул Щукин.

— Ну и сколько тебе светит?

— Комбат сказал: по нескольким статьям! — расстроился арестант.

— И какая самая тяжкая?

— Ну, эта… про оружие.

— Патроны, что ли, пропивали?

— Гранаты, — повесил голову Щукин. — Четыре штуки.

— Из вагонов?

— Да ну! Че там брать?

— Из машин? — предположила я.

— Не-е, в машине уже не возьмешь… это только на складе, при погрузке, — пока прапор не смотрит.

— И что, на четыре гранаты можно два ящика водки купить? — Цены на оружие я знала, и здесь, в гарнизоне, граната вряд ли стоила больше одного «пузыря».

— Ну да…

«Врет! — моментально поняла я. — Зрачки дернулись!»

Но ловить его на лжи немедленно было не с руки.

— А откуда узнали про гранаты? — моментально увела я разговор в сторону.

— Бычара заложил! — с ненавистью сказал Щукин.

— Быков, что ли?

— Ну…

Постепенно Щукин стал откровеннее. Я узнала и про всеобщих гарнизонных любимцев — собак, и про хавку, и про баню. Я узнала, где надо перелезать через забор, чтобы попасть в ближайший винно-водочный магазин, в какое время и где проходит патруль, каков режим работы складов — в общем, все, что знал Щукин. Ну и поняла кое-что сама.

Солдаты воровали боеприпасы часто, но понемногу. За лето четыре раза гранаты и патроны вывозили свои машины — на стрелковый полигон и на учения. Правда, один раз пришла чужая машина с армейскими номерами. В вагоны загружали малоинтересный массовому потребителю товар: ПТУРСы, зенитные комплексы, реактивные снаряды для «Урагана» — все большое, громоздкое и тщательно охраняемое. В то, что прапор — вор и сам приторговывает оружием, верили все, но за руку его никто не ловил.

— У вас бумага есть? — поняв, что беседа подходит к концу, спросил арестант.

— Есть.

— Я хочу маме написать — можно?

— Напиши… — Я достала из пакета папку, а из нее пару чистых листов бумаги. Положила рядом ручку.

Боец долго и аккуратно водил по бумаге и наконец протянул листок мне:

— Прочитайте. Там ничего такого нет.

— Да я верю.

— Нет, вы прочитайте, а то подумаете…

Я развернула листок к себе: «Здраствуй дорогая мама пишит тебе Саша у меня все хорошо служу как надо ты спрашивала когда приеду я ни знаю нам тут говорят вербоватца Югославию говорят много денег заплатят я пока думаю наверна завербуюс На 5 лет. Или на 7 я ни знаю. Привет Насте и Коляну. Досвидания твой сын Саша».

Я отложила письмо. Саша напряженно смотрел на меня.

— Как думаете, поверит?

— Не знаю. Может, лучше правду написать?

— Не-е, она старая, не выдержит.

— Ты хочешь сказать, что мать не будет волноваться, если сын в Югославии?

— Не знаю, — задумался Щукин. — Наверное, будет… Я еще подумаю, — решил он и, аккуратно сложив листок, упрятал его в карман. — Ну, я пошел? — вопросительно посмотрел он на меня. — Да. Пойду. А то из-за меня караульные два часа не могут посидеть. Мне-то че, я-то сижу.

Он встал и вышел за дверь — в объятия караульных.

«Ну вот, — подумала я. — Бери из прокуратуры данные и составляй отчет о преступном отношении руководства полка к задаче сохранности оружия и о запущенной воспитательной работе…»

До пяти часов вечера я просидела в кабинете начальника штаба батальона, того самого, в котором служили жертва и ее палач, — писала отчет. Мне привезли кипу документов, вплоть до медкарт. Щадить я никого не собиралась, и офицеры даже к комбату в соседний кабинет проходили печальным, похоронным шагом. Как рассказал комбат, в ту ночь, едва Щукин отлучился из каптерки «отлить», закрытый на ключ Быков, понимая, что «разговор» с ним продолжится, выбросился в окно и пополз к штабу полка. Дежурный по части нашел его на полпути. Вор и стукач Василий Быков отомстил, как мог: первое, что он поведал дежурному, — это о четырех когда-то украденных Щукиным гранатах.