Марина Серова - Дожить до завтра

Я подтащила Грома к небольшой черной машине, погрузила его на заднее сиденье, села за руль и пощупала зажигание. Ключей не было.

— Вот, держи, — протянул руку Гром.

Это были ключи.

Я вывела машину за ворота и поехала через лес к трассе.

«Мазда» тихо шуршала по мокрому шоссе. Капли дождя с лету разбивались о лобовое стекло… как маленькие букашки… как я. Гром то проваливался в небытие, то снова приходил в себя.

— Где вас носило, Андрей Леонидович? — начала я, чтобы помочь ему удерживать сознание. — Я его жду, жду, а его все нет и нет!

— Ты за дорогой следи, — тихо ответил он. — Дождь.

— Это я вижу.

— Возьми документы… у меня в пиджаке… врачам скажешь, что нашла меня на въезде в Рублево, прямо на дороге… поняла?

— Конечно. Врачам же надо что-нибудь написать… и менты тоже… поинтересуются. Вы-то что говорить будете?

— Я же тебя этому учил! — слабо возмутился Гром.

Я отчетливо слышала, как с каждым словом слабеет голос Андрея Леонидовича, и мне это не нравилось.

— Сечкин мертв, — как бы между прочим сообщила я.

— Как — мертв?! — чуть не подскочил Гром.

— Убит за четверть часа до вашего прихода.

Я слышала, что Гром затаил дыхание. Такое с ним случалось крайне редко и только в минуты наивысшего возбуждения. Все было понятно: столько разрабатывать «объект», чтобы потом даже не иметь возможности его допросить, это обидно.

— Черт с ним! Может быть, так оно и лучше… — выдавил он после двух или трех минут молчания. — Нам бы его все равно не отдали. Кто его?

— Свой. Тот, что в вас стрелял.

— А-а… этот…

Гром снова замолчал, и я даже начала тревожиться.

— Знаешь, Юленька, — первым прервал молчание он. — Они ведь там рынок не поделили. Бандиты думали Сечкина хлопнуть — для того и пригласили. А он не дурак оказался — опередил. И кроткие унаследовали землю…

— Что-что? — повернулась я.

— Это из Писания… «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»… — Гром говорил все с большим трудом. — Я раньше не понимал… как это может быть… ведь выживает сильнейший… а теперь понял…

— Ну и?..

— Все просто: они не остановятся, пока не уничтожат друг друга окончательно… И тогда кроткие унаследуют мир.

Я удивленно хмыкнула: такое я от него слышала впервые.

— Суров, — позвала я. — Когда это ты Писание начал читать?

Он не отвечал.

Я обернулась. Гром снова как-то осел вниз, на сиденье.

— Эй, Суров! — крикнула я. — Ты только не отключайся! Я должна знать, живой ты еще или уже нет.

— Живой, — совсем слабо отреагировал Гром: удерживать сознание ему было все труднее и труднее.

Я на максимальной скорости вела машину в сторону Рублева. Капли дождя барабанили по стеклу.

Когда я добралась до местной БСП, Гром почти истек кровью. Врачи моментально переложили его на каталку и бегом повезли в операционную.

Я вышла во двор больницы, вспомнила и пошарила за пазухой: в ладони лежали две пули, выпущенные из моего «макарова» и вырезанные из мертвого тела Хряща. Я размахнулась и швырнула их в темноту. Потом прошла к машине, села за руль и откинулась на сиденье. Дворники с хрипом елозили по стеклу, размазывая дождевые капли в сплошное бесформенное месиво, стекающее куда-то вниз, в дорожную грязь.

Я понимала, что меня что-то покидает, и я не знала — что. Что-то важное, что было со мной всегда, с самого детства, с тех пор, когда еще были живы папа и мама.