Марина Серова - Дожить до завтра

— Когда начинать? — поинтересовалась я.

— Прямо сейчас.

Я глянула на часы: 4.30 утра. За окнами даже еще не светало. Я покачала головой и начала собираться.

— Будь осторожна, Юленька, — неожиданно взял меня за руку Гром. — Там могут случиться разборки, так что, если начнется пальба, бросай все к чертовой матери и — домой!

Я кивнула.

— Ни пуха ни пера! — с чувством пожелал Гром. — Я тоже ухожу, но ты иди вперед — времени не теряй.

Я спустилась по темной лестнице на первый этаж, вышла во двор и направилась к шоссе. Ночной город еще спал. Через двадцать минут я уже вошла в темный лес и, мягко ступая кроссовками по сосновым иглам, направилась к даче.

А вот в этом доме не спали: в предутренней тишине отчетливо было слышно, как визжат открывающиеся и закрывающиеся ворота, хлопают двери, а иногда — и как разговаривают люди. Слов я распознать на таком расстоянии не могла, но интонации различала хорошо: голоса были возбужденные и злые…

То, что происходило сейчас, уже можно было считать «повышенной активностью». Но уходить я не спешила.

Когда солнце поднялось, звуки в доме затихли, а я вдруг поняла, что страшно замерзла. «Надо хоть грибочков пособирать, — решила я. — А то стою как дура — тоже мне, в лес пришла…»

Я наклонилась и пошарила глазами по хвойному настилу, и в этот момент раздался выстрел. Я выпрямилась. Второй! Третий!! Короткая автоматная очередь… «Активней» было уже некуда! Дача проявляла очень высокую активность.

Я в последний раз оглядела забор, видимую отсюда часть крыши… повернулась и пошла, а потом и побежала к трассе, на ходу набирая показанный Громом номер.

— Алле? — почти сразу ответили мне.

— Максимова звонит, — выпалила я. — Завтра суд! — И нажала сброс. Дело было сделано.

Я чуть не попала под «Москвич», когда перебегала трассу, подвернула ногу у самого подъезда и только захлопнула за собой дверь — сотовый зазвонил сам.

— Юля, — услышала я встревоженный голос Грома. — Уходи из квартиры. Быстро. С собой ничего не бери.

У меня все внутри похолодело. В чем-то был допущен просчет: или мной, или Громом.

Я стремительно переоделась, сунула сотовый и свой «макаров» в унитазный бачок, выскочила на улицу и, обогнув квартал с тыла, вышла на остановку.

Автобус подошел сразу, и я, засмеявшись от удовольствия, запрыгнула на подножку и через пятнадцать секунд уже направлялась в многомиллионную Москву.

Я вдруг вспомнила, что так и не купила себе ничего на зиму, и пощупала мини-кармашек под лацканом пиджака: заначенные в Тарасове двести баксов приятно хрустнули в ответ.

Автобус катил по асфальту. Мужики мирно дремали на сиденьях, кисло воняя пивом. Старушки с драными самодельными сумками старательно держались за поручни, чтобы не свалиться на повороте, наглые пацаны лениво переругивались с контролером — вокруг царила прекрасная, штатская, цивильная жизнь…

Черная «Вольво» чуть не ткнулась носом в задок автобуса перед перекрестком, и я поняла, что вижу эту машину второй раз за последние десять минут. Это было чаще, чем нужно. Я еще раз внимательно осмотрела машину, внятно прочитала про себя номер, отметила вмятину на правом крыле, водителя в светлой рубашке, тонированные стекла. Машина отстала. Еще через две-три минуты «Вольво» снова показалась в поле моего зрения.

Я дождалась остановки, выскользнула в двери и постаралась смешаться с толпой. Но на противоположной стороне улицы слишком резко затормозили «Жигули», и я нырнула в подземный переход и выскочила из-под земли уже у большого магазина. Поднявшись на второй этаж, я мельком глянула в огромное окно: к магазину бежали трое — почти одинаковые крепкие, чуть полноватые парни. Я стремительно прошла через торговый зал и нырнула в служебный ход.

— Куда вы, девушка?! — запоздало крикнула продавщица, но я уже была в коридоре и через полторы минуты выходила на погрузочную эстакаду.

— Это в пятую секцию! — командовал грузчиками седой хорошо одетый мужчина.

Я пересекла двор и вскоре вынырнула с противоположной стороны квартала. Оставалось найти транспорт. Возле трансформаторной будки стояли вишневые «Жигули». Молодой симпатичный парень старательно протирал стекло; это было то, что надо.

— Эй, парень, до Сокольников довезешь? — спросила я.

— Сколько платишь?

— Двадцатку годится?

— За двадцатку сейчас только сесть и выйти можно.

Сзади кто-то приближался. Я развернулась: из-за будки по тротуару вдоль деревьев на меня шли крепкие стриженые парни. Я кинулась в сторону и через миг получила страшный удар по голове.

Я рухнула на четвереньки и попыталась собраться, но земля поплыла перед глазами, и последнее, что я увидела, — открытую заднюю дверцу вишневых «Жигулей».

Когда я очнулась, справа и слева сидели крепкие молчаливые парни. «Веселенькая история», — подумала я и попыталась сообразить, в чем прокололась. Но ничего придумать не могла. «Да ну, это какая-то ошибка», — не соглашалась я со своей судьбой. Но самоутешение не срабатывало: я уже видела, как тот, что сидел на переднем сиденье, ковыряется в моей сумочке.

«Господи, хорошо еще, что „макаров“ в квартире остался!» — подумала я. Объяснить, откуда у юрисконсульта Комитета солдатских матерей оружие, было бы сложно. Я чувствовала себя букашкой, стукнувшейся о лобовое стекло «хорошо идущего» по трассе грузовика.

Кровь из раны на голове залила мне правый глаз, и ресницы противно слиплись. Я захотела вытереться, но завернутые назад руки были в наручниках.

«Козлы! — зло подумала я. — Тоже мне — мужики!» Но я их понимала: мужики просто не хотели осложнений — никаких.

Глаза мне не закрыли и спокойно позволяли запоминать дорогу. Это могло означать или то, что со мной «работают» вполне легально, или то, что меня впереди ждет только одно — смерть. Я попыталась сообразить, почему вдруг подумала о смерти — впервые за все годы службы… и постепенно мысли пришли в порядок.

Во-первых, это не были специалисты даже моего класса: «взяли» меня исключительно числом. Если бы я сама не купилась на легкий путь с этими вишневыми «Жигулями», они бы и на десять шагов ко мне не подошли.

Во-вторых, это определенно не были мои бывшие коллеги. Следователь ФСБ просто пригласил бы меня в кабинет номер такой-то, и я бы пришла.

А в-третьих, оставалась моя интуиция, и она говорила: «Багира, это не те люди, с которыми можно вести диалог — пусть даже на стуле подследственного». И это сквозило во всем: в том, как они меня взяли, в том, как они сидели, и даже в том, как они молчали.

Машина проехала мимо синего указателя: меня снова везли по Рублевскому шоссе куда-то за Кольцевую дорогу. И это было хуже всего.

«Только не туда!» — молилась я про себя.