Марина Серова - Искусство перевоплощения

— Э… Эй… Галюнчик! — Это Василий. В нем, видать, здравый смысл проснулся. Решил жену свою отговорить от драки со мной.

Поздно. Галюнчик на своего суженого не оглянулась даже. Оскалившись, как волчица, охраняющая свое логово, она почти вплотную подошла ко мне.

Размахнулась.

В том, что произошло потом, я, честное слово, не виновата. Так что пусть Василий и тем более Галина обиду на меня не держат.

Я действовала, даже не я это действовала, а мой инстинкт самосохранения — надо сказать, гипертрофированный за годы службы в «Сигме», — итак, я действовала непроизвольно.

Галина протянула руку, дабы ухватить меня за волосы (или глаза выцарапать — какие именно приемы применяют ревнивые жены против своих соперниц?), я перехватила ее руку, шагнула вперед, наклонилась, чтобы избежать удара, вторую свою руку просунула Галине между ног — она успела испуганно ойкнуть — и единым рывком, выпрямляясь, перекинула ее через забор.

Только мелькнули ее худые ноги в разлетевшихся полах халата.

Она шмякнулась по ту сторону забора, словно зимнее пальто с оборвавшейся вешалкой в переполненном гардеробе. Там и осталась лежать, тихонько постанывая — живая, значит.

Тихо так сразу стало.

Василий поднялся со своего ложа, вытянул из тазика с водой початую бутылку пива, глотнул оттуда. Крякнул, поставил бутылку обратно и проковылял на довольно нетвердых ногах мимо меня к забору. К тому месту, где Галина лежала.

— Да, — проговорил он, облокотившись на забор, как будто ни к кому специально не обращаясь, хотя обращался как раз к Галине, — не была она в вытрезвителе. Я все сказать хотел…

Мы сидели на набережной, на одной из немногочисленных ее лавочек, смотрели на неспокойную весеннюю воду, залитую желтым солнцем. Было десять часов утра. Нам обоим хотелось пить. Неплохо бы также и перекусить чего-нибудь, но денег не было ни гроша. Сигарет даже не было. Те, что я из дома взяла, кончились.

Галина, придя в себя после падения, во второй раз выгнала нас обоих. Вернее, выгоняла-то она меня — запершись в доме и общаясь со мной через окошко, — про Василия ни слова не говорила, но получилось так, что Вася ушел со мной.

Когда он уже выходил за калитку, проклятия, до этого щедро сыпавшиеся только в мой адрес, полетели и ему в спину.

Мы, как могли, привели себя в порядок у водопроводной колонки — отмылись, почистили одежду. Иголки с ниткой, чтобы зашить порванный рукав, у меня не было, так что я, недолго думая, оторвала у кофты оба рукава. Получилась симпатичная такая безрукавочка. Правда, не совсем чистая. Ну да ладно, что уж там…

— И куда теперь? — лениво поинтересовался Василий. Он сумел прихватить с собой из тазика обе бутылки с пивом, выдул их одну за другой и теперь пребывал в состоянии легкой и приятной меланхолии.

— План такой, — стала излагать я, — пункт «а» — добыть где-нибудь денег. Пункт «б» — найти квартиру.

При упоминании о квартире я скорбно вздохнула — какое замечательное гнездышко приготовил нам Дмитрий Федорович! И как неприятно все вышло — туда теперь нам дорога заказана.

А кстати, насчет Дмитрия Федоровича. Было бы очень неплохо сейчас получить какую-нибудь часть моего будущего гонорара. Правда, являться к нему в таком виде… Хорошего же он будет мнения обо мне, если узнает обо всем, что произошло. Даже не все, а хотя бы часть этого всего. Как я, профессионал в своем деле, лучший в этом городе телохранитель (если не во всей стране!), могла допустить такое?

Нет, к Дмитрию Федоровичу ни за какие коврижки не пойду! Он, пожалуй, совсем откажется платить или наше с ним соглашение вообще расторгнет.

Пойти к тете? Не опасно ли это будет для нее? Вдруг нас опять выследят? И у ее дома? Меньше всего я желала неприятностей своей тетушке.

Друзей в этом городе у меня нет. Есть только клиенты, у которых я тоже работала телохранителем. Но ведь теперь никто из них ни времени, ни денег тратить на меня не станет.

Да, дела, прямо хоть на большую дорогу выходи… На большую дорогу-то с моими способностями и навыками выйти можно. Но только я поставила себе за правило жить в согласии с Уголовным кодексом. По мере возможности, конечно.

Глухо…

Хотя, нет, постойте. Есть тут у меня один товарищ на примете. Осведомитель. Проще говоря — стукач. На жизнь себе стуком зарабатывает. Шныряет везде, всюду свой нос сует, в дружбе со многими уголовничками, вот и получается так, что он постоянно в курсе всех, ну или почти всех нехороших дел в городе.

Я частенько пользовалась его услугами. Был у меня один заказ…

Правда, человек он не очень приятный. Живет… не совсем опрятно. Короче говоря — как свинья живет. Но в нашем-то положении выбирать не приходится. Как говорится, ешь, что дают.

Ничего, скушаем.

— Есть один вариант, — сообщила я Василию, который, откинувшись на спинку лавочки, дремал, смежив веки.

— Какой? — вяло поинтересовался он, не открывая глаз.

— Пойдем, — я поднялась, — недалеко здесь.

— Пожрать-то дадут?

— Должны…

Василий, уловив тень сомнения в моем голосе, усмехнулся, но тем не менее привстал. Потянулся, широко зевнул и выпрямился, сунув руки в карманы брюк, как бы этим самым говоря: «Пойдем, конечно. Правда, знаю заранее, ничего путного из твоего предложения не выйдет, но тебе виднее».

Мы побрели по набережной. Прохожие, утренние бегуны и ранние влюбленные оглядывались и неодобрительно смотрели нам вслед — два грязных помятых гражданина.

А куда деваться-то, товарищи?

Человека, к которому мы сейчас направлялись, звали Валерой. Хотя чаще всего называли просто по кличке — Крокодил. Кто и по какому поводу так его окрестил, я не знаю. Да и не интересовалась никогда. Просто прозвище Крокодил ему здорово подходило — был Валера такой же зубастый — в смысле жадный. Всегда каким-то сверхъестественным чутьем угадывал, где и как можно поживиться. И уж добычу свою из лап никогда не выпускал.

Жил Крокодил в частном доме, больше похожем на грязный сарай. Питался… Черт его знает, дрянью какой-то питался. Я несколько раз наблюдала за его трапезой… Я человек, конечно, не брезгливый — профессия обязывает, но такое даже мне видеть было неприятно.

Впрочем, еще раз повторяю — в нашем положении выбирать не приходится.

— Кто там? — проскрипел из-за двери недоверчивый голос. Валера-Крокодил всегда так спрашивает. Осторожничает.

Правильно, работа у него вроде моей, опасная. А Крокодил, несмотря на грозное прозвище, всего лишь плюгавенький человечишко, плешивый мужичонка уже под сорок, метр с кепкой, как говорится. Так что он любой мелкоты опасается и дверь открывает только знакомым. И то — не всем.