Михаил Левандовский - 13 Сектор. Следствие против знатоков

— Это официальная позиция следствия?

— Это моя нравственная позиция.

— В таком случае я не вижу оснований для предъявления обвинения присутствующему здесь Александру Михайловичу Лекареву.

— А я вижу.

— Предъявите их.

— Я их вижу в будущем.

— Так что, вы будете продолжать настаивать на его задержании в настоящем?

— Нет. Пока он свидетель.

В конце концов меня не только не оставили в камере, но выгнали на улицу, даже не под подписку. Теперь я проходил по этому делу всего лишь свидетелем.

— Ну что, поедем, посидим? — предложил адвокат.

— Да нет, спасибо.

— Счет я пришлю. Кстати, ты мне должен от души. А вообще надо хорошо подумать, как тебя отмазывать.

— А зачем отмазывать? Я невиновен.

— А кого это интересует? Это нам, адвокатам, не важно. Помнишь, как Плевако говорил, входя в камеру: «Я, конечно, докажу, что вы убийства не совершали, но чтобы мне было проще, расскажите, как вы его совершили»?

— Слушай, я его действительно не совершал.

— Верю, но легче мне от этого не станет. Ладно, будем отмазывать. Ты же знаешь, Кира Королева пользуется славой абсолютного отморозка. Если она тебя невзлюбила — пиши пропало… Она таких, как ты, не уважает. Работать придется долго. И заносить ей бесполезно, она идейная и упертая, лучше бы вымогательницей была. Кстати, ты, говорят, и Ваню Беляева взбесил? Как тебе это удается — выбирать тех, с кем вообще нельзя договориться? Нет, неудачник — это диагноз. Ладно, давай я тебе такси вызову, поезжай-ка домой.

Я поехал домой и увидел там следы разгрома. Их пытались убрать родители. В углу лежал Даррелл с перемотанной лапой и выражением пессимизма на морде. Тут-то я понял, откуда взялся Лажечников. После того как меня увели, воспользовавшись открытой дверью, товарищи милиционеры попробовали провести осмотр. Ну и что, что без понятых? Сначала найдем, потом оформим. Но в доме, где все знают друг друга много лет, и стены помогают. Судя по всему, кто-то из соседей привлек внимание моих родителей.

Да, долгое время проживание с родителями в одном доме, признаюсь, меня смущало. В мои без малого сорок мама относилась так, будто мне четырнадцать. Но, как выяснилось, есть и плюсы. Теперь я точно знал, кто вызвал адвоката. Ситуация тем не менее была паршивая. Надо срочно что-то предпринимать.

Я не мог успокоиться еще два дня, пытался убрать вещи после визита милиции, комната была заставлена книжными стопками.

Надо собраться и разработать систему. Привет тебе, Дьюи [21] Мелвил Дьюи (1851–1931) — американский библиотекарь, автор системы классификации, которая в несколько измененном виде до сих пор используется всеми библиотеками мира. . Эту половину шкафа — под историю, эту — под бизнес, эту — под европейскую литературу… Много набралось половин. Достаточно сказать, что библиотеку я мерил не томами, а длиной полок. В гостиной — шесть метров, в спальне — три, столько же в кухне и коридоре. Стоило бы договориться с управдомом и поставить железную дверь в тамбур, и тогда там тоже появились бы полки с книгами.

К слову, одного из моих знакомых тезок, величайшего игрока всех времен и народов Сашеньку Высоцкого, все равно не переплюнуть. Помнится, я был как-то в гостях у его родителей в Питере и, пробираясь между контрэскарпами и фортами, созданными из книг, пошел наконец помыть руки. Я страшно удивился, когда обнаружил, что в туалете не было книг.

— Александр, я не узнаю вас. Еврейский юноша, который не читает в туалете? Вы великолепны и непредсказуемы, — пошутил я тогда.

— Не настолько я и непредсказуем, моншер, — сказал Сашенька.

Движением руки он открыл неприметную защелку, пластиковая панель в туалете сдвинулась с места, и, как вы догадались, передо мной предстали книжные полки — пять штук.

У меня таких не было. Оно и к лучшему. Я слишком ценю книги, может быть, даже чересчур. У японцев, говорят, есть какое-то описание болезни, когда хорошие книги покупаются и не читаются из-за того, что на это нет времени. В последние годы я тоже не дочитал несколько сотен купленных книг. Кажется, теперь у меня найдется время. Заодно и французский выучу. А то ведь только и могу, что читать сказки для взрослых.

Итак, два дня возни с разгромом. Некоторые переплеты пришлось приклеивать. Что там господа милиционеры искали, непонятно. Один из моих дедушек в старости подрабатывал переплетчиком, поэтому кое-что в этой области я понимаю.

Родители заявили, что я вечная причина форс-мажоров, и очередное подтверждение тому — появление милиции, которая ломает бедному песику лапу… Я пытался возразить, что она не сломана, а только ушиблена, и зря — вызвал бурную дискуссию о том, что хотел бы, чтобы ее сломали, а ведь бедную собаченьку вообще чуть не убили…

А бедная собаченька успела радостно тяпнуть пару полицейских конечностей, в чем я, потирая синяки, оставшиеся от наручников, был с ней вполне солидарен. Два дня пес жил у родителей, по привычке начиная каждое утро с принуждения хозяев к игре. Кажется, ушиб на лапе волновал его не сильно. Дома без него было пустовато.

Телефонные звонки бывают разные: короткие деловые, тревожные, радостные, приглашающие тебя на тусовку или свидание. Предугадать можно почти всегда. Звонок, который вывел меня из тягостного забытья, был очень настойчивым. Я снова вспомнил фильм «Однажды в Америке».

Встал с кровати, зацепился ногой за том Агриппы д’Обиньев в роскошном переплете, упал и стукнулся носом о толстенную французскую биографию Ришелье (наша, черкасовская, кстати, намного лучше получилась, да и падать на нее комфортнее). Вчера вечером я пытался разобрать французский отдел библиотеки. «Тысяча чертей!» — произнес я, как Михаил Боярский, и взял трубку.

— Привет! Я тебя что, разбудил? Уже середина дня. — Роберт на том конце провода был бодр и весел.

— Да.

— Обалдеть! — захохотал он в трубку.

— Издеваешься?

— Издеваюсь.

— Что звонишь?

— Ты мне бутылку должен, на самом-то деле.

— Чего хамишь? — пробурчал я.

— Я нашел сведения о регистрации машинки.

— Вау! Действительно, я тебе должен. И где?

— Куплена твоя машинка в Москве у гражданина Беларуси Николая Хвесько, зарегистрирована в Долгопрудненском ГАИ, продана некоему Василию Васильевичу Сидорову. Город Долгопрудный знаешь?

— Опять издеваешься?

— Опять издеваюсь.

В Долгопрудном я провел девять лет: шесть — учебы, три года аспирантуры. Места около бывшего дирижаблевого завода, воздвигнутого советским правительством для генерала Нобиле, мне были знакомы как свои пять пальцев. Хорошо, что решение о курсе на вооруженное восстание руководство партии большевиков принимало на квартире сестры будущего начальника Дирижаблестроя [22] А. Н. Флаксерман (точные даты жизни неизвестны). . На корпуса для завода не поскупились.