К. Тейлор - Сестры лжи

– Конечно, есть! Я вас очень понимаю! – Я стараюсь не обращать внимания, до чего отчаянно у меня бьется сердце, пока я борюсь с его рукой. Вот если б удалось отжать хоть один палец, хватка ослабнет, и тогда…

– Как же, понимает она… – Фрэнк упорно тащит меня к мостику. – Нет у тебя чувств. Тех самых, настоящих, обращенных к настоящим людям. Разве я не видел, как ты нос воротила, когда я всего-то выказывал свое дружелюбие? А взять, как ты прямо стелешься перед Айзеком или Йоханном? Лишь оттого, что у них высокий рост и смазливая физиономия? Я думал, что ты не такая, Эмма, не такая… Когда ты встала на том собрании, чтобы возразить Айзеку, мне показалось, что уж с тобой-то я могу найти общий язык, что я могу тобой восхищаться… как Паулой… А после вчерашней ночи, когда ты так и заискивала перед Йоханном… Ну еще бы! Какой самец! Здоровый, высоченный… Ах, Йоханн!..

Пока он бормочет, волоча меня за собой, будто мешок с картошкой, я отчаянно озираюсь кругом в поисках хоть какого-нибудь оружия. От погребального костра осталась пара досок, но они все обгоревшие, рассыпятся в руках. Тянусь было к веткам, что нависли над головой, но пальцы хватают лишь воздух: слишком высоко.

– На помощь! – кричу я, когда мы оказываемся возле одной из хижин. – Кто-нибудь! Да помогите же!

Я валюсь на колени, весом всего тела выдергивая руку, и на четвереньках ползу обратно к мосту. Мужская длань хватает меня за шиворот футболки и вздергивает.

– Прекрати! – орет Фрэнк, стискивая меня сзади и пришпиливая обе руки к бокам. – Хватит истерить! Мне просто нужна твоя помощь!

– Спасите! – опять начинаю голосить я. – Спа… – Ладонь зажимает мне рот.

Фрэнк трется щекой о мою щеку, щетиной царапая кожу. Остро пахнет чужим потом.

– Успокойся, Эмма! Просто успокойся. Я ничего тебе не сделаю. Мне всего-то нужна твоя помощь, я ищу Паулу. – Сейчас его речь размеренна, он словно вдавливает свои слова мне в ухо. – Когда я ее найду… когда мы ее найдем… ты поможешь мне противостоять Айзеку. Он к тебе прислушается.

– М-м, – откликаюсь я. – Мммм!

– Сначала тебя надо утихомирить. – Он стягивает с меня шейный платок и наматывает его вокруг моего лица, закрывая рот. – Если так и будешь орать, они все сюда сбегутся и мы никогда не найдем Паулу. Понимаешь?

Я киваю.

– Так, теперь вставай. – Фрэнк с кряхтеньем поднимает меня на ноги. – Иди! Только без фокусов!

Он пихает меня в спину, и я поневоле делаю шаг к хижине.

– А знаешь, что мне пришло в голову? – доносится сзади пару минут спустя. – Когда я сюда приехал и увидел эти сараи? Я подумал: «Вот отличное местечко, чтобы кому-то вдуть!» А, что скажешь?

Я никак не реагирую, и он вновь меня толкает в спину.

– Они ведь только этим и занимаются, знаешь? Эти вонючие хиппи все равно что кролики. Твою Дейзи уже человек пять успели оприходовать: я же слышу, что мужики говорят. Даже та вешалка костлявая, что с ней ходит, – и та успела пару раз отметиться. Все кругом кого-то имеют. Все, кроме нас с тобой. А, Эмма? Тебе не досадно?

До хижины остается едва ли с десяток шагов. Сквозь приоткрытую дверь уже видна «массажная кровать». Я сжимаю кулаки, когда Фрэнк сильным толчком в спину валит меня на стопку одеял.

– Ты не такая, Эмма. Ты кому попало не даешь. Я сразу догадался, еще в самый первый раз, как тебя увидел. Ты другая, особенная. Как и я; ты тоже это поняла, да? Вот почему ты такая недотрога. Хочешь, чтобы я за тобой побегал. Мне так и сказали: она, мол, любит, когда…

Я бью его в лицо. Со всей силой, на какую способна. Фрэнк отшатывается, и я валюсь на него, не устояв на ногах. Бью снова, на этот раз в кадык, уже лежа сверху. Скатываюсь на пол и, прежде чем он придет в себя, спешу выскочить наружу. Бегу что есть мочи, не разбирая дороги, сквозь кусты, заросли деревьев, через мост, к водопаду, где женский смех, безопасность, спасение…

Правая нога поскальзывается, и я лечу носом в землю.

– Ах ты сука! – Фрэнк сидит поверх меня. Я отбиваюсь обеими руками, силясь угодить в его взбешенную, пунцовую морду, выцарапать крошечные глазки, порвать мокрый рот, но он перехватывает мои запястья, пришпиливает их у меня за головой и, навалившись всем весом, ищет мои губы, впивается в них чуть ли не зубами. Я что есть сил мотаю головой, однако он тут же сжимает мне подбородок словно тисками, не давая отвернуться, продавливает свой скользкий язык мне в рот. Крутит им в гортани, забирается в горло, я давлюсь, меня тянет на рвоту…

Разум словно уходит в спячку, забивается в какое-то темное место, чтобы переждать, пересидеть. Фрэнк тем временем лезет мне в пах, дергает за шорты, и мое тело – уже по собственной воле – приходит в движение. Пятки упираются в глинобитный пол, меня прогибает в пояснице – раз, другой, третий… набирая инерцию, чтобы одним мощным толчком сбросить наконец эту сволочь, – но он рычит мне в рот, а руки так и ходят по моему телу, рвут шорты за пояс, сдирают их к коленям вместе с трусами.

Он лихорадочно дышит, лоб обметало бисером пота, челюсть отвисла, в основании нижних зубов скапливается слюна.

Я уже не могу двигаться.

Весь мир превратился в чужое тело, чужое сопение и вонь.

Меня словно парализовало.

Я даже не уверена, продолжаю ли дышать. Пробую отвернуться, зажмуриться, отключиться от всего, что вот-вот произойдет, но не могу. Вообще ничего не могу сделать, только смотреть на Фрэнка, который, по-прежнему удерживая мои руки за головой, коленом раздвигает мне ноги. Сейчас изнасилует, а я ничем не могу его остановить. За стенками сарая все так же стрекочут цикады, плещется речная вода, смеются женщины у водопада – и что-то во мне умирает.

Я слышу какой-то рев, хруст, треск веток, кто-то сочно бьет по футбольному мячу, хлесткими ударами осыпает боксерскую грушу. Это длится вечность – но я уже ничего не слышу. Снисходит тишина.

Наши дни

С момента школьного праздника минуло два дня. Вскоре после того, как Хлоя рассказала нам про «тетю в синей шляпке», Уилл отвел дочь к матери, затем отвез меня к приюту, чтобы я смогла забрать велосипед. По дороге никто из нас не издал и звука. Я чувствовала, как у него под кожей, слова магма, бурлит гнев, но любые слова, которые могли бы разрядить обстановку, умирали у меня на языке. Да и что я могла сказать? Что за нами уже следят, что им мало засыпа́ть одну лишь меня сообщениями? Им известно о нашей связи и о том, что Хлоя его дочь… Вот об этом говорить? Ну хорошо, а что еще? Положим, угроз в мой адрес никаких не поступало. Лишь прозрачные намеки, что кому-то постороннему известна правда, а теперь вот меня хотят выбить из равновесия, упоминая якобы еще живую Дейзи. Или я все неправильно поняла? Ведь, покопавшись, я выяснила, что сообщения пришли вовсе не с реального Дейзиного аккаунта на «Фейсбуке». Тот пользовательский профиль, который выскочил на самом верху поискового списка по ключевым словам на Дейзи, оказался в точности таким же, как и пять лет тому назад, когда мы отправились в Непал. В частности, картинка на обложке профиля по-прежнему изображала нашу четверку в каком-то лондонском пабе: мы стоим обнявшись, со стаканами в руках. Что касается аватарки, то это типичная селфи, сделанная откуда-то сверху и сбоку; лицо подано в самом выгодном ракурсе, губки капризно выпячены. Помнится, мы ее даже поддразнивали, мол, у тебя получился не рот, а утиный клюв, но Дейзи категорически отказывалась что-либо менять. Похоже, оба образа – то, какой она воспринимала саму себя и какой видела на фото, – полностью совпадали.