Йон Колфер - Вокруг пальца

Видел я, как люди обнажают душу, выворачиваются наизнанку, но чтобы с такой брутальной эффективностью – крайняя редкость. Майк во всех отношениях стал восьмилетним мальчиком, писающим себе в штанишки.

– Мамочка, – говорит он умоляющим тоном, будто она жива. – Тут же все ребята.

– А теперь послушай меня, малыш Мики, – говорит его мать с суровым взором. – Сними этого самого Дэниела с крючка. Оставь его в покое, сын, а если тебе надо разрядиться, убей пару английских мальчиков.

– Не могу, мамочка, – ноет Майк. – Я дал слово.

Миссис Мэдден наезжает на него, как паровой каток.

– И никакой чуши несусветной насчет долга или обязательств и слышать не желаю. Я твоя мать, и я велю тебе отозвать своих псов. Я никогда ни о чем тебя не просила, Майки, и сейчас не прошу. – Она наклоняется к камере. – Просто сделай, как велит твоя мамочка, или я буду преследовать тебя и на том свете. До свиданья, Майк. Позвони мне в пятницу. – Миссис Мэдден кротко улыбается тому, кто держит камеру. – Как получилось, Топотун?

– Топотун? – переспрашивает Майк.

Мужской голос за кадром отвечает:

– Идеально, Зайка.

Голос с акцентом графства Керри, хотя порой, когда нужен дополнительный напор угрозы, акцент становится сплошь белфастским.

– Зайка? – выкашливает Майк. – Я…

Он не находит слов. На его месте я бы расстрелял компьютер или Келвина, пока не дошло до худшего, но он в данный момент почти не соображает.

А худшее впереди. Хуже некуда.

– Отключи камеру, – просит миссис Мэдден.

– О, конечно, я ее уже отключил, – врет Томми Флетчер.

Слезы наворачиваются Майку на глаза, и он запихивает ладонь в рот, чтобы удержать готовый вырваться всхлип.

Я вдруг чувствую себя виноватым. Майк видел довольно. Ни один сын не заслуживает видеть то, что идет на этой ленте дальше.

Лады. Мысль донесена. Я намеревался ткнуть Майка носом, но, честно говоря, я бы лучше пристрелил его, чем подвергать подобному.

– Ну, всё, Келвин, – говорю я. – Можешь давить на стоп.

Келвин не сводит глаз с экрана.

– Заткнись к черту, Макэвой. Ты мне не босс.

Спорить не время. Каждая секунда этого видео вгоняет новый гвоздь в душу Майка, так что я поднимаюсь, делаю два стремительных шага к Келвину и бью по клавише пробела на его клавиатуре. На экране застывает стоп-кадр лица миссис Мэдден.

– Дальше тебе лучше не смотреть, – заявляю я Майку. – Уж поверь мне.

– Мамочка, – лепечет Майк. – Мамочка.

В этот момент Недди с его носовой бородой приходит в голову ляпнуть:

– Эй, Майк. Клевый бабец. Нам не станцует?

Сунув руку в карман, Майк извлекает ее с тускло поблескивающей бронзой, украшающей костяшки.

– Убирайся к чертям, – бросает он мне, и, видит бог, я бы не поставил сейчас против этого человека, даже если б он вышел на ринг против Майка Тайсона на пике его карьеры.

Подмигнув Келвину, я одними губами произношу: «Только заберу свой телефон».

Пять секунд – и меня уже здесь нет, не дам двери съездить себя по заднице и так далее и тому подобное.

Надеюсь, Недди Уилкок останется в живых, потому что мне нравится, как его имя рифмуется с «педик-подстилка». Звук бьющегося стекла проскальзывает под дверью, и я понимаю, что самое малое Недди предстоит какое-то время питаться через соломинку.

Кому какое дело? Пусть гоняются друг за другом. Может, Недди выбьется наверх.

Мне плевать, твержу я себе. Тут так: или я, или кто-то другой, но не я.

На улицу пробивается резкий треск ломающегося дерева.

Я выискиваю в своем телефоне подходящие к месту «твиты». Но там ничего. Даже гаджеты отказываются меня утешить.

Остави ны.

Если хочешь дожить до самой смерти, уловка в том, чтобы не дать себя убить.

Я приберегал этот самородок почти до самого конца, потому что звучит он дьявольски очевидно, чем может вызвать легкий зубовный скрежет. Но для большинства людей «не дать себя убить» не требует ничего эдакого – просто продолжай заниматься тем, чем уже занимаешься, разве что перестань налегать на майонез, который в той или иной степени – жидкий жир.

А вот с Дэниелом Макэвоем совсем не так. В последнее время, похоже, мне приходится совершать немалый крюк со своего пути, только бы обогнуть туеву хучу горячих точек, вспыхивающих по всему этому открыточному нью-джерсийскому городку, почти всякому кажущемуся оазисом покоя и безопасности.

Должен признаться, такое внимание старухи с косой малость меня огорчает. Лады, на передовой в бронежилете ты вправе ожидать ежедневной порции ракет и шрапнели, но я-то вышел из этой игры уже почитай два десятка лет назад, однако по-прежнему что ни день уворачиваюсь от пуль.

Ну по меньшей мере я получил некую передышку от Ирландца Майка Мэддена, хотя не сомневаюсь, что лишь временную. Майк довольно скоро измыслит обходной маневр, отправив меня на какую-нибудь другую безрассудную самоубийственную миссию. Продолжать так до бесконечности нельзя. Нужно разрешить эту ситуацию с Майком раз и навсегда.

Моя «твиттерная» птичка чирикает, и я отыскиваю свежайшие крупицы мудрости Саймона.

Норма – целиком вопрос восприятия. Если только не убиваешь людей и не демонстрируешь свою наготу школьницам. Вот это ненормально.

А когда моя очередь быть нормальным?

Я стою на тротуаре перед домом Софии, чувствуя, как сердце колотится из-за одной этой близости, и думаю:

Если хочешь быть нормальным, Дэн, ступай прочь сейчас же.

Я не ухожу. И даже искушения такого не испытываю.

София открывает дверь в халате, волосы у нее мокрые, а лицо отмыто. Я толком не знаю, что из этого заключить. Обычно, когда София не играет какую-нибудь роль, она для меня потеряна в сумрачных дебрях депрессии. В такие ночи я ючусь на кушетке, только для уверенности, что не случится ничего дурного. До сих пор София справлялась в одиночку, но я чувствую себя ответственным, потому что позволил ей стать зависимой от меня. Мои широкие плечи приняли на себя часть ее тяжкого бремени, и без меня эта красивая леди будет безмерно одинока.

А может, я просто тешу собственное эго выдумкой, будто София Делано зависит от сурового матерого ветерана войн Дэниела Макэвоя.

– Хей, Дэн, – говорит она, и из этого короткого приветствия я могу сделать два вывода. Раз: София знает, кто я такой. И два: она спокойна, откуда следует, что она приняла свой литий.

Мне проще, когда София на своих лекарствах, не отрицаю, но отчасти я желаю, чтобы нашлось такое местечко, где ее конкретная разновидность сдвига по фазе в порядке вещей прямо на улицах. Когда она включает эту индивидуальность, меня тянет к ней, как мотылька к неону.

Может, нам следует перебраться в Голливуд. Или в Голуэй.