Бентли Литтл - Возвращение

— Пожалуй, я бы не отказался от пива, — сказал он Нейту.

— Не проблема, — улыбнулся старик. Он торопливо перебрал оставшиеся фотографии и протянул одну Мелани — снимок мумии на фоне белой стены. — Больше у меня нет, но эту можете взять, если хотите.

— Да, — кивнула Мелани. — Спасибо.

— Идемте назад, и я принесу выпить.

Они вернулись в гостиную.

— Мне просто воду, — попросила Мелани и села рядом с Гленом на маленький китайский диванчик. Нейт вышел на кухню, потом появился с двумя банками пива «Курс» и бокалом воды со льдом.

— Вы знаете, как зовут того антиквара, которому вы продали старую мумию? — спросила Мелани.

— Сразу и не вспомнишь. Но у меня где-то есть его визитная карточка. Я могу ему позвонить.

— Было бы здорово.

Нейт поставил пиво на приставной столик рядом с креслом и пошел по коридору в свое «рабочее место». Вернулся он довольно быстро, с торжествующим видом размахивая визитной карточкой.

— Вот она! Престон Альфонс. Так зовут антиквара. Ну и имечко, нарочно не придумаешь… Давайте я ему позвоню. Но особенно не надейтесь. У него нет ни музея, ни магазина у шоссе. Только антикварный магазин. А это значит, что он, скорее всего, нашел покупателя и продал мумию. Говорил, что не собирается, что оставит ее у себя, и тогда я ему поверил, но чем больше я об этом думаю, тем больше уверен, что он сочинил это специально для меня. Скорее всего, покупатель у него уже был, и на этой мумии антиквар прилично заработал.

Нейт сел в кресло, взял со столика беспроводной телефон и набрал номер. Замер на несколько секунд, прислушиваясь, потом нахмурился.

— Вот так. Номер не обслуживается. — Он выключил телефон. — Как я уже говорил, прошло несколько лет. Думаю, можно позвонить в справочную — может, там что-то подскажут… Подождите, — старик снова набрал номер и спросил оператора, есть ли у них телефон Престона Альфонса в Уикенберге. — Ага, — произнес он после паузы. — Понятно. Спасибо. — Нейт посмотрел на Мелани. — Она сказала, что номер не включен в телефонный справочник. То есть номер существует и Престон Альфонс по-прежнему живет в Уикенберге. На пенсию ему еще рано, хотя он вполне мог выглядеть моложе своего возраста. Или это просто я трудоголик… Отошел от дел в семьдесят пять, да и то не совсем. То есть я больше не сижу за кассой, но два или три раза в неделю приезжаю в музей.

— Вы нам очень помогли, — сказала Мелани, прежде чем он успел далеко отклониться от темы. — Правда. У вас найдется листок бумаги и ручка, чтобы я записала имя?

— Да, конечно.

Пока она переписывала информацию с визитной карточки, Нейт продолжал говорить, и Глен почувствовал, что ему жаль старика. Он так радовался их вниманию. Совершенно очевидно, что Нейт жил один и, судя по фотографиям, никогда не был женат. Неудивительно, что он не мог просто уйти на пенсию и несколько раз в неделю наведывался в музей. Вероятно, их визит стал для него настоящим праздником, и он, скорее всего, еще несколько недель или даже месяцев будет пересказывать их историю.

По крайней мере, еще один способ распространения информации.

День клонился к вечеру, и Нейт пригласил их задержаться и поужинать с ним, но Мелани вежливо отказалась — им пора ехать.

— Ладно, подождите минутку! — Старик бросился бегом по коридору, и до них донесся звук открывающихся и закрывающихся ящиков. Он что-то бормотал себе под нос раздраженным голосом. Потом вернулся с двумя белыми билетами размером с игральные карты. — Вот! — Нейт вручил каждому билет. — Постоянные пропуска. По ним вы в любое время можете бесплатно попасть в музей. Бессрочные. Так что когда в следующий раз будете тут проезжать, заходите!

Глен подумал о музее, и ему вдруг стало стыдно, что они с Мелани смеялись над экспонатами. Конечно, музей был примитивным и любительским, но этот человек относился к нему серьезно. Он посвятил ему всю жизнь, и Глен почувствовал, что уже немного иначе относится к таким «ловушкам для туристов». Это не китч, а американская культура, и ее нельзя презирать.

— Обязательно. Спасибо! — Благодарность его была искренней.

— Дадите мне знать, чем все закончится, а?

— Конечно, — пообещал Глен.

Нейт проводил их во двор, остановился у двери своего японского гаража, махал рукой, пока они выруливали на подъездную дорожку, и кричал:

— До свиданья!

Они махали ему в ответ, пока ехали к шоссе.

— Похоже, мы едем в Уикенберг, — сказала Мелани.

— Очень похоже.

Ночь они провели в Холбруке, рядом с огромной, уродливой электростанцией, постоянно выбрасывавшей в небо облака дыма. По какой-то неизвестной причине свободных мест в гостиницах Холбрука почти не было, и они смогли снять номер только в жалком мотеле под названием «Шангри-Ла». В номере пахло дезинфицирующим средством с ароматом хвои, а на покрытом толстым слоем пыли подоконнике валялись дохлые мухи. В ванной в унитазе постоянно текла вода, причем так громко, что заглушала звук включенного не на полную громкость телевизора.

— Очаровательно, — сказала Мелани.

— Но у меня есть ты, а у тебя — я.

Она рассмеялась и взяла его под руку.

— Да, у меня есть ты, а у тебя — я.

Глен открыл бачок в туалете и отрегулировал слив. Мелани вытерла пыль влажными салфетками, и комната приобрела если и не приятный, то, по крайней мере, терпимый вид.

Ночью ему снилась мать, и во сне она была молодой, моложе, чем он теперь, в том возрасте, когда Глен был мальчиком, а она развозила газеты. Мать сидела, скрестив ноги, на каменном полу испанской церкви в Нью-Мексико и вышивала. На квадратном куске желтой ткани, который мать держала в руках, было изображено поселение анасази, наводненное ордами существ со всклокоченными ярко-рыжими волосами. Все они были разного размера, от карликов до гигантов, и хотя это была вышивка, существа как будто передвигались, стоило ему лишь отвести взгляд. Он стоял в центральном проходе церкви лицом к матери, а за ее спиной находился алтарь, который освещали несколько десятков свечей. Это было приятное, успокаивающее зрелище, но Глен остро ощущал сгустившуюся за его спиной тьму и боялся оглянуться.

— Все кончено, — сказала мать. Голос у нее был печальный, глаза грустные, но губы растянуты в безумной, как у клоуна, улыбке. — Ты опоздал. Ты проиграл.

Глен увидел, как одно из существ с прической «под африканца» соскочило с желтой вышивки, вскарабкалось по платью матери, проскользнуло между ее губ и проникло в горло. Послышался громкий звук, механический щелчок, и из печальных глаз матери полились слезы. Ее голос, слетавший с растянутых в безумной улыбке губ, внезапно стал напоминать запись на старой пластинке, которая с шипением и треском повторяет одно и то же: «Ты проиграл. Ты проиграл. Ты проиграл. Ты проиграл…»