Татьяна Степанова - Пейзаж с чудовищем

Но это было лишь маской. Все было лишь маской.

Мальчик очень рационально взвешивал и оценивал свои поступки. Он убедил себя, что совершил две непростительных ошибки, поэтому все вышло не так, как он хотел и спланировал. Первая ошибка была в том, что он не выждал достаточно времени для того, чтобы избавиться от улик – перчаток и мешка. Следовало дождаться, когда из Топи уедет не только полиция, но и проклятые мажоры. Но Мишу все эти дни терзал страх. Он наблюдал, как полицейские неоднократно обыскивали дом, двор. Ему казалось, что они доберутся и до сложенных, никому не нужных зонтов от солнца и заглянут внутрь одного из них, куда он наутро после расправы над «мелким» засунул перчатки и мешок. Миша смотрел много детективов и знал, что на тех вещах, которых он касался, могла остаться его ДНК. Это знает сейчас каждый школьник, тем более такой отличник, как он. Он хотел улучить момент и закопать улики на клумбе под кустами роз. Он пытался сделать это в то утро, когда полиция в большем своем составе покинула дом. Однако патрульные все же остались и торчали во дворе. Миша тогда покрутился возле клумбы и решил сбегать на конюшни – глянуть на лошадей и покормить пони. Как раз в этой части он не лгал ни Гущину, ни Кате, ни следователю. Но только в этой части – относительно прогулки к конюшням.

Вторая ошибка состояла в том, что он явился фактически невооруженный в ту ночь в детскую к мелкому, поняв, что тот остался один и что нянька их бросила и в ближайшие дни не вернется. Не надо было пытаться задушить мелкого, а надо было зарезать его. Взять в офисе наверху тот самый складной швейцарский ножик, которым резали бумагу, и скотч, что нашел для себя маньяк-актер. Про этот нож его спрашивали все – и толстый полицейский полковник, и девица-полицейский, что спасла его в сторожке. И следователь тоже. И Миша и в этой части – только следователю, потому что ситуация изменилась, – сказал правду.

Этот нож был в руках Ивана Фонарева, когда тот догнал его на берегу по дороге к конюшням. Миша увидел его и сам тогда остановился – вот идет известный актер, хоть и пьянь. И он столько всего играл по телику – и бандитов, и ментов, и стрелял, и хохмил, и гонял на машинах. Разве не лестно с таким типом поболтать по дороге к конюшням? Но когда Фонарев приблизился и сначала легонько схватил, а затем с силой сжал руку мальчика, тот увидел в его руке этот самый нож. Следователю Миша сказал, что под угрозой ножа Фонарев и увел его с берега на стройплощадку, в сторожку. Свою прежнюю забывчивость он объяснил сильным испугом. Сказал, что, когда в сторожку ворвались Феликс и девица из полиции и начали драться с Фонаревым, он отполз к стене и нашарил в мусоре этот самый нож, выроненный Фонаревым. Он взял его для самозащиты, чтобы пырнуть маньяка, если тот одержит верх и снова на него набросится. Потом, когда Фонарева скрутили, он спрятал нож в карман. Его ведь не обыскивали тогда.

Это опять была лишь часть правды.

Миша умолчал о самом главном.

Не угроза ножа заставила его в тот момент покорно подчиниться Фонареву. Он о ноже забыл уже в следующую секунду после того, как заглянул в глаза этому существу. Там было нечто такое, что даже сейчас, в комнате специзолятора, заставляло мальчика покрываться холодным потом и дрожать. Это создание – это чудовище – знало все. Оно знало то, что сотворил Миша в детской с мелким, и пришло его за это наказать. Почему Миша так решил, он понятия не имел, но твердо был уверен, что это так и есть на самом деле. Чудовище могло сделать с ним все что угодно, оно пришло наказать, умертвить его. И эта мысль, эта молниеносная догадка там, на берегу, парализовала волю мальчика и отняла у него все силы. Он вдруг понял, что испытал мелкий тогда, в его руках, в детской. Это было страшно.

Но сейчас Миша уже не хотел об этом думать. Он не хотел думать о плохом. Он заставлял себя думать только о хорошем.

А хорошее состояло в том, что его не осудят и не посадят, потому что он маленький. Ему всего двенадцать лет. Ну, помурыжат на допросах, подержат в этом специзоляторе какое-то время, потом пригласят врачей-мозгоправов. А в конце он все равно вернется к матери. В тюрьму его никто не отправит. И он снова заживет прежней жизнью, станет ходить в школу, возможно, запишется в конный клуб. Только вот в поместье в деревне Топь, в доме-дворце, им с матерью, конечно, не жить. Ну да что там. Чем-то ведь надо пожертвовать.

Но при встречах со следователем он ничего этого не показывал. Сидел, опустив голову, испуганный, хрупкий, бледный, рыжий, заторможенный мальчик. Душитель – и сам жертва душителя.

Душитель номер два – Иван Фонарев – так и оставался в центре социальной и судебной психиатрии имени Сербского. Комплексная психиатрическая экспертиза – дело долгое, требует клинических наблюдений. Фонарев все еще находился в состоянии тяжелой депрессии, перемежавшейся с частыми истериками, во время которых он то просил выпустить его, то буквально умолял дать ему выпить. Его наблюдали светила психиатрии. Сразу трое готовы были написать статьи, а двое даже диссертации на тему редчайшего явления – синдрома патологического опьянения и его последствий.

Душитель номер три Раков сидел в тюрьме «Матросская тишина». С эпизодом убийства няни Светланы Давыдовой все было ясно.

Для Юлии Смолы жизнь обернулась своей изнанкой. И кого было в этом винить? Ритуал на приворот не помог. Ветреный Гарик Тролль все отдалялся и отдалялся от нее и не делал никаких попыток к восстановлению отношений. О браке вообще можно было бы забыть. Дни свои Гарик проводил в больнице вместе с Феликсом. И там, мешая врачам и сиделкам, чуть не на голове ходил, стараясь развеселить малыша, который медленно шел на поправку. Он использовал свой дар и говорил самыми разными голосами – и Шрека, и Кота в сапогах, и волка из «Ну, погоди!». А по ночам он гонял по Москве на «Порше Кайен» с открытым верхом, собирал всех шлюх со столичных киностудий и веселился с ними в пабах и клубах до самого утра. После неудавшегося суицида он пил жизнь полной чашей. На отчаянные звонки Юлии Смолы он даже не отвечал.

Юлия, злая на весь свет, думала: либо это она сама что-то напортачила, ошиблась в долбаном ритуале приворота в ту ночь, либо это колдун Калибан, слупившей с нее несколько тысяч евро, просто посмеялся над ней, легковерной. Однако происшествие во время съемок очередной передачи «Смола на кухне» испугало ее не на шутку.

В ходе записи передачи, когда она в декорациях кухни, щебеча беззаботно, как птичка, и комментируя свои действия, месила с помощью кухонного комбайна тесто для пирога с яблоками, ей вдруг вспомнилась та ночь и жертва, которую она принесла ради того, чтобы Гарик на ней женился.