Сьюзен Льюис - Горечь моей надежды

С этими словами Джейсон притянул Алекс к себе и жадно поцеловал. Она как будто растаяла в его объятиях. На миг перед ее внутренним взглядом возникла язвительная усмешка Тиффани. Эта девчонка не только сумела сорвать их воскресную поездку в Девон, но и, похоже, испортила весь сегодняшний вечер.

«Ну, погоди, Джина», – пригрозила про себя Алекс, выходя вместе с Джейсоном на лестничную площадку. Впрочем, Джейсон до сих пор с Алекс. «Причем большую часть времени», – напомнила она себе и еще крепче сжала его руку в своей. И вообще, вместо того, чтобы сердиться на Тиффани, неплохо бы вспомнить, что этот ребенок живет в неполной семье, что не идет на пользу характеру Тиффани. Неудивительно, что девочка не может сосредоточиться ни на чем, кроме себя, как и многие из детей, которыми Алекс занималась по работе.

И все же Тиффани была другая. Ей доставалось гораздо больше любви, чем могли мечтать подопечные Алекс. Она жила в хорошем доме в приличной части города, у нее были другие родственники, готовые в трудную минуту прийти ей на помощь.

Тиффани даже не догадывалась, насколько она счастливая. Но так бывало со всеми детьми из хороших семей. Впрочем, ничего удивительного. Им незачем чего-то бояться, из-за чего-то переживать – разве что по мелочам, которые время от времени нарушали гармонию их мира.

И все же как Алекс было не волноваться о нежных детских душах, на долю которых выпали одни лишь страдания? Им было не к кому обратиться за помощью, а их единственной опорой и надеждой на спасение была система, которая иногда приходила на помощь, увы, трагически поздно.

Отилия рыдала так сильно, что не могла даже вздохнуть. Прижимая к себе верного Ботика, она сжалась в комок на полу позади кроватки, дрожа от страха и жадно хватая ртом воздух. С ней случилась ужасная вещь – она была вся в синяках, из ссадин шла кровь, и она не знала, что ей делать.

Внутри у Эрики все рушилось и содрогалось от омерзения. Голоса, что звучали в ее голове все эти годы, обвивались вокруг нее, грозя задушить. Ты не должна была родиться. Тебе не место на этом свете. Тебе не место на этом свете, ты, МЕРЗКАЯ МАЛЕНЬКАЯ СУЧКА.

Накануне вечером, а может быть, раньше, Эрика вскарабкалась по стенам, проползла по потолку, после чего вновь спустилась на пол. Так повторялось раз за разом, и этому не было конца. В дом с грохотом врывались волны, унося ее с собой в открытое море. Она пыталась за что-нибудь ухватиться, но рядом ничего не было. Она кричала и кричала, а Брайан тем временем тряс и бил ее. Только это был не Брайан. Это отчим пытался ее убить. Его тяжелые, как камень, кулаки глухими ударами сотрясали ее тело. Она была голой и мокрой, она захлебывалась и жадно ловила ртом воздух. Он рычал над ней, а затем схватил ее за волосы и заставил посмотреть ему в глаза.

Тело ее содрогнулось в ритм биению сердца, и она потеряла сознание. А потом она проснулась, одна в своей комнате, куда никогда не приходил никакой отчим.

Она сама не помнила, как оказалась в комнате Отилии. Она не помнила, что подтолкнуло ее вперед, некая сила, что сидела в ней помимо ее воли и желания. Она схватила Отилию и нещадно ее трясла.

– Довольно! – кричала она. – Довольно! Ты меня слышишь? Прекрати реветь!

Отилия уткнулась в плюшевого мишку. Худенькое тельце продолжали сотрясать рыдания, которые она была бессильна сдержать.

– Что ты делаешь? – возмутился Брайан.

Эрика обернулась к нему.

– Отойди! – прошипела она. – Не смей даже приближаться к нам!

– Она тебя боится! – крикнул ей Брайан.

На какой-то миг Эрика как будто растерялась, а затем откинула голову назад и расхохоталась.

Он схватил ее за руку, но она вырвалась.

– Она меня боится?! – воскликнула она, безумно сверкнув глазами. – Она меня боится!

– Ты посмотри на нее! – бросил он ей.

Отилия сжалась в комок позади кроватки, прикрывая руками голову. По хрупкой ножке стекала кровь.

– Это не я . Я здесь ни при чем, – огрызнулась Эрика. – Это все ты , грязный извращенец!..

Удар в челюсть заставил ее замолчать.

– Живо возьми себя в руки! – прорычал он.

Эрика вновь расхохоталась – громко и пронзительно.

Вытолкнув в коридор, он подтащил жену к ее комнате и втолкнул внутрь.

– Запомни, – произнес он, наклонившись к самому ее лицу. – Если бы не Отилия, ты давно бы уже сидела за решеткой, так что не лезь не в свои дела. Ты меня слышишь? Принимай свои лекарства, как тебе сказано, и не лезь не в свое дело.

Вернувшись в комнату Отилии, он взял ее на руки и прижал к себе.

Крошечное тельце дрожало в его объятьях. Вместе с ним дрожал и он сам.

– Тсс, тише, не плачь! – успокаивал он дочь, поглаживая ей волосы. – Все будет хорошо. Тебе нечего бояться.

Отилия содрогалась всем телом.

– Я показывал тебе на компьютере, как это делают другие девочки, – мягко произнес он. – И они не устраивают из-за этого истерик.

Отилия отвернулась и еще сильнее расплакалась.

– Думаю, в первый раз им тоже было больно, но ты же сама видела, как теперь им это нравится. Вот и тебе это тоже понравится. Обещаю тебе, мой ангел. И тогда твой папочка будет счастлив. Ты же хочешь, чтобы я был счастлив, скажи?

Отилия ничего не ответила. Она не понимала.

– Ты ведь у меня хорошая девочка, – продолжал он. – Сейчас мы посадим тебя в ванну, чтобы ты снова была красивая и чистенькая. А потом ты можешь прийти ко мне и спать в моей кровати. Ведь это так приятно. Если хочешь, можешь взять с собой Ботика. Он вряд ли захочет остаться один. Ведь ему будет скучно.

Не успела Алекс распахнуть двери офиса, как на нее обрушился оглушительный гул голосов. Она даже поморщилась. Причем все (не считая тех, что висели на телефоне) одновременно – как она тотчас для себя выяснила – трещали об одном и том же. До их стен докатился слух о том, что все их офисы сливают в один. Таким образом, в Кестерли возникнет один суперцентр, ответственный за все социальные службы, и, конечно же, он будет создан на базе южного офиса, а это значит, что здесь человек двадцать потеряют работу.

Услышав эту новость, Алекс внутренне содрогнулась. Хотя новое местоположение работы было ей на руку (это почти рядом с домом), но вовсе не гарантировало, что она не окажется в числе тех двадцати, кто пойдет, так сказать, «под нож». Какая ужасная мысль! Ведь она любила свою работу. Работа была частью ее жизни. Отнять ее – все равно что ампутировать конечность. Алекс с трудом представляла себя в иной роли. Не говоря уже о том, что ей будет больно расстаться со своими подопечными.

Нет, это просто невозможно! Это не укладывается в голове! Тем более что многих из них в их коротких трагических жизнях уже бросали, причем не раз.