Марина Серова - Грабь награбленное

Я предполагала увидеть этакий новопостроенный особняк, подобный сотням, а быть может, и тысячам тех, что рассыпались, как горох, по окраинам города. Честно говоря, я отлично понимала хозяев таких райских уголков: чем круглосуточно дышать пылью, проживая где-нибудь на Чапаева или Чернышевского, лучше забраться куда-нибудь подальше, в так называемые экологически чистые районы.

Однако жилище Сурковой превзошло все мои ожидания. Минут за пять до того, как я приблизилась к месту назначения, вдоль дороги стали попадаться маленькие сосенки. Постепенно их количество увеличивалось, пока не переросло в настоящий бор. Вскоре невдалеке показался двухэтажный старинный дом.

Тут я увидела, что навстречу мне бежит мужчина. Он замахал руками в сторону особняка, объясняя таким образом, куда надо ехать. Как потом выяснилось, это был работник, которого наняли для отделки дома. Курбанова просила его, завидев мою машину, указать дорогу.

Покинув измученную «девятку», я смогла получше разглядеть дом. Даже не разбираясь в архитектуре, можно было с уверенностью предположить, что особняку не меньше девяноста лет: при всей своей неповторимой красоте и величавости он был уже очень ветхим.

Мой «проводник» сидел на крыльце и очищал руки от краски. Поблизости аккуратно были сложены разные стройматериалы, из чего можно было сделать вывод, что капитальный ремонт жилища, в котором оно так нуждалось, был начат.

— Как добрались? — Голос показался мне знакомым.

Обернувшись, я увидела идущую навстречу Екатерину Курбанову.

— Да как вам сказать… — врать я не собиралась.

— Понятно, — с улыбкой кивнула головой Курбанова, — вы знаете, мама совсем недавно купила этот лагерь.

— Лагерь?

— Да, на этой территории несколько лет назад был пионерский лагерь. Он был закреплен за одним из тарасовских заводов, который сегодня сам не прочь за кем-нибудь закрепиться. Ну, вы понимаете, о чем я, — после перестройки многие предприятия перестали функционировать, теперь у них нет возможности выплачивать людям зарплату, не то что содержать их детей в лагерях отдыха.

Я все равно ничего не могла понять и смотрела на Екатерину вопросительно.

— Мама приобрела всю эту территорию в собственность. Только вот дел здесь немерено — нужно дом отреставрировать, раньше здесь была помещичья усадьба, неплохо бы клумбы разбить, в общем, затей у нас было полно…

Курбанова задумалась, размышляя, очевидно, об исчезновении матери. Мне все эти сентиментальности были ни к чему, да и пора было приниматься за дела. Я получила разрешение на полный осмотр дома и всех личных вещей Инны Георгиевны.

Несколько комнат в особняке уже были отремонтированы и довольно обжиты. В одной из них обитала до своего исчезновения Суркова. Я приоткрыла резную дверь из натурального дерева и окинула взглядом помещение. Никаких признаков сборов в дорогу не было. Обычно, когда человек собирается покинуть свое жилище хотя бы ненадолго, даже если он не торопится, разбросанные в большем или меньшем количестве вещи могут рассказать об этом.

Возможно, Екатерина навела порядок, поэтому я решила заглянуть в шифоньер. Он входил в комплект изящного белого спального гарнитура, который прекрасно смотрелся на фоне темно-синих обоев.

Я открыла платяное отделение шкафа и просто обомлела: оно ломилось от одежды. Честно говоря, я ожидала увидеть множество пустых вешалок, которые говорили бы о том, что Инна Георгиевна отправилась в путешествие. Но, увы, мои ожидания не оправдались. По профессиональной привычке, да и из обыкновенного любопытства я стала перебирать вещи. Судя по просторному крою платьев и их размеру, Суркова была женщиной внушительных размеров. А роста скорей небольшого — об этом я подумала, вспомнив внешний облик ее дочери.

Среди фирменных костюмов висели и сшитые, по всей видимости, на заказ. Это было неудивительно — даже имея деньги, не всегда можно найти в магазинах вещи, идеально подходящие по фигуре, тем более такой, какой предположительно обладала Инна Георгиевна.

Я полазила по другим полкам — ничего, намекающего на спешные сборы в поездку. Как раз в это время в комнату заглянула Екатерина и пригласила отведать собственноручно ею сваренного кофе. Я — большая любительница подобного напитка и ненавистница кофе быстрорастворимого, поэтому с радостью откликнулась на предложение хозяйки, тем более что омлет, наскоро проглоченный мною дома, в результате езды по кочкам миновал, наверное, многие надлежащие инстанции пищеварительной системы, лишив меня чувства сытости.

В тени двух высоких сосен стоял столик и пара стульчиков. Екатерина усадила меня на один из них и пошла за кофе. Вскоре передо мной на расписанном под гжель подносе дымилась чашка ароматного напитка. В голове у меня клубился целый рой вопросов, и поэтому было чем занять время, пока кофе остывал. Первым делом нужно было узнать, не заметила ли Екатерина, что гардероб Сурковой хоть сколько-нибудь поредел. Да и вообще, я до сих пор не имела достаточного представления о разыскиваемой.

— Екатерина, — обратилась я к собеседнице, но она прервала меня:

— Можно просто — Катя.

— Ну хорошо — Катя. Не заметили ли вы, что пропали какие-то вещи Инны Георгиевны?

— Вы думаете об ограблении?

— Нет, просто это помогло бы нам отбросить версию ее поездки куда-то.

— А-а-а… Вроде нет. Но я не могу утверждать, потому что мама очень часто приобретала что-то новенькое. Тем более, как я уже говорила, мы просто гостили у нее, и следить за пополнением гардероба было трудно. С тем, что выходило из моды, она, кстати, тоже расставалась довольно легко.

Кофе немного остыл, я взяла в руки маленькую изящную чашку и, глядя на проглядывающие сквозь сосны волжские волны, стала размышлять о том, каков будет мой следующий шаг. Определившись с дальнейшими действиями, я вновь заговорила с Курбановой:

— Расскажите мне, чем вообще занималась ваша мать.

— Во времена «застоя» папа был высокопоставленным чиновником. Развал Союза мало изменил его образ жизни — помогли связи, друзья предложили ему хорошее место в администрации Тарасова. Отец хорошо зарабатывал, мы не знали ни в чем нужды. Десять лет назад он умер от сердечного приступа. Осталось имущество, счета в банке. К тому времени уже началась приватизация. Мама понимала, что теперь придется жить без папиной поддержки. Она откупила одну из довольно крупных бывших государственных фирм. И вот — перед вами свидетельство уcпешной работы, — Курбанова жестом руки показала вокруг.

— У Инны Георгиевны, наверное, должен быть рабочий кабинет? — поинтересовалась я.

— Да, Володя отремонтировал три комнаты: спальню мамы, комнату, ставшую ее кабинетом, и ту, где жили мы с Аликом, когда гостили в Тарасове.