Лариса Соболева - Месть без права на ошибку

Зеркало – ужасная штука. Оно отражает уставшее лицо, гусиные лапки, поджатый рот, обвислые щеки. На шее давно поселились две глубокие борозды, одна отделяет подбородок у овала лица, доходит до ушей; другая очертила ниже большую складку – второй подбородок. Люба обнаружила еще две морщины на шее, чуть выше ключиц, появились, видимо, тоже давно. Зеркало рассказало правду: ты некрасива, глупость твоя хуже лица, второго подбородка и фигуры. Да, Люба не желала видеть правду, а сейчас прозрела. И зеркало подсказывало: не ходи, ты знаешь, что увидишь, лучше поплачь, но оставь все как есть. И еще: боль пройдет, слезы принесут облегчение, глупая Люба, пожалей себя, лучше не знать.

Со вчерашнего дня Люба не живет. Пусть будет ненависть, злость, страдание, пусть появится боль, но жить с Ничего нельзя. Люба пойдет.

Она отошла от зеркала, открыла шкаф. Зачем столько вещей? Серебристое платье одевала один раз года три назад. Красное платье ни разу – запретил Илья. Синий костюм наверняка стал мал. Она сняла с вешалки костюм, надела. Тесноват. Повертела в руках белую шелковую кофточку и бросила на кресло, та соскользнула на пол. Поднять? Да бог с ней.

Люба перебирала вещи на полках, сама себе удивляясь: хранит, хранит… Жадность это? Или тупая бережливость? Забитые до отказа полки раскрыли пасти, готовые сложить пополам Любу и поглотить в пыльную темноту. Там тепло, мягко, лучше, чем в гробу. Она с силой захлопнула шкаф.

Шесть часов. Сдвинулась стрелка. Люба осторожно приблизилась к зеркалу снова, будто боялась увидеть там чудовище. Чудовище и увидела: всклокоченные волосы, пиджак сдавил грудь, подчеркнул живот, пуговицы еле сошлись с петлями. Сиди дома, дура, и делай вид, что все ОК.

Люба присела на край кровати. Стиснутое пиджаком туловище напряглось, бац! – пуговица отлетела, покатилась по полу. Так не ходить? Стрелка часов вздрагивала и двигалась…

Люба решительно достала косметику. Нетвердой рукой, торопливо она накладывала тени на веки, подводила глаза, красила губы. Водрузив на голову парик, едва не упала, увидев убожество. Но черный парик сделал ее непохожей, только вот… Ножницами выстригла по бокам волосы, зачесала подстриженные пряди на щеки, побрызгала лаком. И сказала себе: поезжай, не мучай себя неизвестностью, вдруг в письме вранье?

Очки-«хамелеоны» не по сезону и не для позднего вечера, но по-другому нельзя. Люба обмотала шею малиновым легким шарфом, который закрыл подбородок, свободно спускался на грудь. Теперь надо поймать такси.

Бакшаров стоял в холле отеля «Старт» у стойки админа. Оглянувшись, увидел себя в зеркале в полный рост среди папоротников и фикусов в огромных горшках, улыбнулся: «Я похож на пигмея в джунглях. А рожа у меня… Посмотришь – тюрьма рыдает по человеку».

– У вас местная прописка, – отвлекла его девушка, оформлявшая гостевую карту.

– Ну и что? – хмыкнул он, придавая интонации хамский оттенок. – А если я из дома ушел? Мне на улице ночевать? Могу я пожить один? Че за дела?!

– Конечно, конечно. Вам отдельный номер?

– С ванной и теликом, – буркнул Бакшаров.

Она заполнила гостевую карту, подала ключи:

– Второй этаж, номер тридцать третий.

Взяв ключи, Бакшаров поинтересовался:

– У вас буфет есть?

– На первом этаже, работает круглосуточно.

– Днем я работаю, – снова буркнул Слава.

– У нас есть дополнительные услуги, список в номере.

– Спасибо, – сказал Слава и отправился вразвалочку на второй этаж.

В номере, сняв верхнюю одежду, он растянулся на кровати. По пути в новое жилище заметил, что окон в коридоре в общепринятом смысле нет. Под потолком врезаны прямоугольные, довольно крупные форточки. Днем свет падает сверху, а чтобы добраться до форточек, нужна стремянка, расположены высоко. Но когда-то в коридоре окна были, их заложили кирпичом. Вывод? Раз есть что скрывать, то просто необходимо побывать во дворе. А пока нужно пошататься по отелю.

Первое: буфет. Слава упитанный, частые посещения буфета – дело само собой разумеющееся. Дальше. Можно за полночь базарить с администраторшей, жалуясь на бессонницу, оставаясь, таким образом, в холле, не пошлет же она долгожданного клиента к чертям собачьим! Дальше. Можно пошататься перед отелем и курить. Он не курит, черт! Сигареты купить все же надо, если думает торчать на улице, иначе будет привлекать внимание.

Слава шел по коридору медленно, присматриваясь и прислушиваясь. Мимо прошла полная женщина. Что-то в ней знакомое. Бакшаров оглянулся…

В номере Люба присела на краешек кресла, присела на минуту, хотя минут в запасе полно. Ее напряженная фигура дрожала, но не от страха или холода, это была необъяснимая дрожь. Каждую минуту поглядывала на маленькие золотые часы, передавившие запястье браслетом. Чем ближе к назначенному времени, тем сильнее била дрожь. Здесь, в номере отеля, у нее появилась возможность пройти заново свою жизнь от сознательного детства до вчерашнего письма, которая пронеслась в сознании за десять минут. В десять минут вместились воспоминания целой жизни, со значительными и никчемными событиями. Чего же стоит такая жизнь? Ничего. Она – Ничего на этом свете.

Пора. Люба приоткрыла дверь, одним глазом скользнула по коридору. Пусто. Неслышно ступая по ковровой дорожке, она подошла к номеру 23. Не решаясь открыть сразу, поднимала и опускала руку, но неведомая сила толкнула вперед. Люба, выдохнув резко воздух из легких, вошла…

Она не ойкнула, не закричала, нет. Она просто замерла неподвижно и смотрела. Только сердце, бьющееся часто-часто, давало знать, что она еще жива. Сердце стучало так громко, казалось, должны были услышать все, кто находился в отеле, даже на улице. Это похоже на барабанную дробь десятков тысяч барабанов, лишающих громкими ударами слуха.

Но два двигающихся тела на широкой кровати в свете неярких ламп не слышали, два сплетенных тела мужчины и женщины. Лица женщины Люба не видела, его загородила подушка, да и зачем ей оно? Достаточно того, что одно обнаженное тело хорошо знакомо ей. Сквозь барабанную дробь сердца Люба услышала мычание. Мм… мм…. Кто-то мычал.

Илья повернул голову и застыл. Из-за подушки выглянули красивые женские глаза, в них не было ужаса, как у мужа, а было любопытство. Да кто же здесь мычит? Люба инстинктивно оглянулась… И догадалась! Она сама и мычит.

Люба медленно вышла из номера. В коридоре подкосились ноги, она чуть не упала, ее подхватил незнакомец с сильными руками. Он тряс Любу за плечи, открывал и закрывал рот… без единого звука. Странный. Отстранив его, она двинулась дальше. Скорее на улицу, домой, спрятаться, прилечь на полку в шкафу, там ее не найдут, не сунут грязного письма, не увидит Илью… А где дом? Где-то. Люба немножко потерялась. На улице ее толкнула машина, она упала, снова чьи-то руки помогли подняться. А звуков нет, мир стал немым. Вокруг Ничего. Ничего – это покой и тишина…