Лариса Соболева - Месть без права на ошибку

Бакшаров поддержал Любу, предложил помощь. Женщина непонимающе водила глазами, оттолкнула его и направилась к выходу. Дверь в номер открыта, Бакшаров поспешил туда, бросил пачку сигарет у раскрытой двери на пол, наклонившись, потянулся за пачкой и заглянул внутрь.

Увидел! Васкова, обмотанного простыней, который лихорадочно взялся за дверную ручку и захлопнул дверь. За его спиной Слава успел рассмотреть обнаженную женскую фигуру, стоявшую спиной.

Слава кинулся на улицу, как раз на проезжей части легковушка сбила женщину из отеля. Перепуганный водитель поднимал несчастную, тут-то Бакшаров и узнал ее. Убедившись, что с Васковой порядок, он очутился возле арки, дорога осветилась фарами. Он остановился, прикуривая… Ага, Васков и Ларская! Ну и гадость эти сигареты.

Простился Илья с Верой наспех, он спешил домой, не питая иллюзий. Скандал предстоял – мама дорогая! И не только. Тесть размажет зятя по асфальту тонким слоем, со свойственной ему жестокостью уничтожит карьеру Ильи, ради которой появилась в его жизни Люба. Дело за ней: захочет она разрушить семью или простит?

А он что, станет выклянчивать прощение? И как это будет? Илья положит в покаянии голову ей на грудь, зальется горючими слезами, а Любаша, обхватив его ластами, прижмет и скажет с монашеским смирением: «Я прощаю тебя, Илюша»? Его выворачивало от одних мыслей! Пасет, выслеживает, мерзавка! Заставила испытать впервые в жизни отвратительные ощущения. Ситуэйшн получилась атасная: он на любимой женщине сгорает в экстазе и вдруг слышит мычание. Здрасьте: жена вломилась! Только и смог выговорить:

– Пошла вон!

Восторг любви перешел в лихорадочные сборы. Нет! Никаких покаяний! Обвинения. Бросит их Любаше. Ее заставит просить прощения. Так уже было, будет и сейчас. Она пусть умоляет не бросать ее.

Мальчишек Илья отвез к матери, сегодня сыновья лишние. Вернувшись, дома Любы не обнаружил. Ожидая жену, выстраивал обвинительную речь.

Черемис давно отужинал и от нечего делать досматривал футбол. Он отнюдь не заядлый болельщик, ему все равно: футбол, хоккей или баскетбол. Нервы щекочет не игра, а вспышки гнева у игроков, перетекающие в драки, ради этого смотрел спортивные состязания. И дремал. Звонок мобилы разбудил, нехотя Витя взял трубу и услышал братца:

– Витек, срочно ко мне.

Черемис скосил сонные глаза на часы. 23:00!

– Ты на часы посмотри.

Гена сладким голосом, но жестко, закурлыкал:

– Витек, раз говорю «надо приехать», не стоит упираться. В любое время суток ты должен собраться и приехать. Я просто так не буду беспокоить.

Пи… пи… пи… Витя скрипел зубами, слушая отвратительное пиканье в трубке. Знал ведь, к чему приведет союз с братом.

Черемис сжал до белизны пальцев кулаки, разжал и подождал, когда приток крови окрасит руки в привычный цвет. А в подсознании продолжало пикать, напоминая о единокровном. Сжать бы таким же образом пальцы на тонкой шее братца, вдавить бы его острый кадык в горло. Генка был всегда чужой, чужим и остался. Погоди, Витя, только началось начало.

– Куда на ночь глядя? – всполошилась Аня, завидев одевающегося мужа.

– Надо. Ложись спать.

Люба не помнила, как оказалась в кромешной темноте. Недалеко горели огни города, кажется, она в степи. Собственно, в реальность вернул ее холод, Люба замерзла, лежа на земле. Но что она здесь делает, откуда пришла, почему лежала на земле? Люба поспешила выбраться из жуткого места, спотыкаясь и падая, добралась до дороги, поймала частника. Домой, скорее домой. Так поздно она не задерживалась. А сколько времени? Люба забыла о часах на запястье.

Дверь открыла ключом, вошла и вздрогнула от голоса мужа:

– Где ты была? Что у тебя за вид?

Илья. Письмо. Отель. Два тела… Два обнаженных тела перепутались, возникали и пропадали, не вызывая эмоций. Она сняла пальто, выпачканное грязью, попробовала отряхнуть…

– Я с тобой разговариваю? – процедил Илья, теряя терпение.

И на Илюше грязь, и на ней грязь. Скорее мыться, отмыть грязь и согреться. Люба опрометью бросилась в ванную.

«Дуется, – решил Илья. – Не разговаривает. Подождем».

Люба с наслаждением принимала на себя теплые струи воды, скрестив на груди руки, ловя ртом воду – очень хотелось пить.

– Ты там живая? – испугал за дверью муж, Люба съежилась. – Выходи, ты больше часа торчишь в ванной.

Час? Шутит. И пяти минут не прошло.

– Не желаешь со мной разговаривать? Думаю, нам лучше сейчас выяснить отношения. Люба, выйди. Ты до утра будешь там?

В голове Любы проносилось: Илья очень нервный, ему лучше не перечить. А чтобы не перечить, надо молчать – так просто. Она поговорит, если ему хочется, но потом, завтра… послезавтра…

– Выходи немедленно, или я иду спать! – припугнул Илья.

Люба до отказа открыла краны, потом ему скажет, что не слышала. Струи теперь не ласкали, они колотили по телу.

– Послушай, то, что ты видела, ничего не значит, – решил он любым способом выманить жену из ванной. – Это случайность. Выйди, я все объясню, ты слышишь? Ну, выйди, прошу тебя.

Случайность так случайность, подумалось Любе. Она подставила лицо сильным струям, не шевелилась.

– Идиотка!

Он пнул в дверь ногой, Люба сжалась от страха. «Он ненормальный», – повторяла про себя. Илья больше не подавал голоса и не пинал ногой дверь, значит, ушел. Люба прикрутила краны, прислушалась. За дверью было тихо. Наконец, ступая на цыпочках, она пробралась в спальню. На большой кровати из настоящего дуба спал… Люба никогда не ляжет сюда, это чужая кровать, спать в чужих кроватях она не привыкла. Так же тихо ступая, прошла в гостевую комнату, устроилась на диване и сразу отключилась.

Спустя пять минут Илья стоял около спящей жены, измученный прошедшим днем, уставший от вранья, не питая к ней жалости. Почти два часа провела она в ванной. Спит теперь без задних ног, ему же обеспечена бессонница. Завтра день начнется со скандала, с воплей и упреков. Свидания с Верой придется отложить в угоду этой… этой…

– Идиотка! – зло прошептал он и поплелся на кухню курить.

– У меня для тебя, Витек, сюрпризик. Сначала сядь, а то упадешь.

Гнусный тон братца насторожил Черемиса. Явно гадость заготовил. Страх залез под кожу, леденил, заставлял вибрировать. Будущее мерещилось в коричнево-серых тонах, опутанное колючей проволокой, с казенным харчем в брюхе. На мониторе появилось изображение, и Черемис, с трудом выходя из мрачных дум, въезжал в смысл происходящего. Сначала не узнал Любу. Потом, хлопнув себя по лбу, закрыл ладонью глаза и дальше смотрел через щель в пальцах.

– Как она прошла? – выговорил, находясь в шоке.

– Обыкновенно. Заплатила за два часа и поселилась. У меня не висят фотки нежелательных гостей.