Марина Серова - Круто закручено

— А ты, Танька, завтра к десяти приходи ко мне. Там и жена Чернова будет, и Вересов. Покумекаем все вместе…

Так и решили.

Честное слово, если бы покойный Чернов не появился второй раз на моей лестничной площадке, я бы утром непременно отправилась с визитом в подозрительную фирму «Менделеев», как и обещала Мельникову. Честное слова, так и сделала бы. Я почти всегда выполняю то, что обещаю ему. Но теперь решила не ехать. Принципиально. Милиция за своими покойниками уследить не может, а я должна мотаться по каким-то фирмам? Напрасно Мельников обвиняет меня в любопытстве. Я совершенно не любопытная и в чужие дела никогда не лезу. Но это-то дело меня касается полностью. Не к нему же покойник зачастил, а ко мне. Я же непременно умру, не доехав до этой чертовой фирмы, если не буду знать, что произошло. Интересная история получается: Мельников будет знать, зачем ко мне приходил покойник, а я этого знать не буду. Тут же пахнет махровым мужским шовинизмом, отдает и полным отсутствием равноправия. Подобной несправедливости я допустить не могла. «Нет уж, — решила я, — утром поеду в отдел к Мельникову». За ночь они должны были хоть в чем-то разобраться, выяснить, что надо было покойнику, зачем он так настойчиво ищет встречи со мной. Узнаю это, тогда можно будет и фирмой заняться.

Мельников вчера договаривался с Вересовым, что тот привезет Чернову к десяти часам утра. Вот и я решила появиться у него, но пораньше. Так что в полдесятого я вошла в клетушку, которая считалась кабинетом Мельникова.

Всю дорогу от своего дома до отдела милиции я пыталась сообразить, зачем же вчера приходил ко мне покойник, но так ничего разумного в голову мне и не пришло, потому что случай был совершенно не стандартный: обычно покойники никуда по ночам не ходят. Но у Мельникова же власть. Милиция в два счета может узнать такое, в чем нам, простым смертным, и за год не разобраться. А тут целая ночь прошла… Так что в кабинет Мельникова я вошла вся горя от нетерпения.

Мельников сидел за своим обшарпанным письменным столом и писал. Как ни зайду, он все пишет и пишет. Скоро, наверное, можно будет издать целое собрание сочинений его протоколов, докладных и разных объяснительных записок.

— Привет, — сказала я. — Надеюсь, вы уже выяснили, с чего это ваши покойники ко мне сбегаются по вечерам?

Андрей голову поднял, посмотрел на меня, но ничего не сказал и продолжил писать. Дописал что-то, очевидно, очень важное, потом опять голову поднял и на этот раз заговорил.

— Привет, — сказал он. — А ты ведь сейчас, насколько я себе это представляю, в «Менделееве» находишься.

— Неужели ты думаешь, что я спокойно буду относиться к происходящим вокруг меня чрезвычайным происшествиям?! — У меня было полное основание перейти от пассивной обороны к активному наступлению. И я перешла. — Этот покойный Чернов раз пришел и не застал меня дома, так он второй раз явился. И у меня нет никакой уверенности, что сегодня ночью он опять не окажется у моего порога. Мне по ночам спать надо, а не твоими клиентами заниматься. Понимаешь, они мне надоели. Но если ко мне по ночам стали бегать покойники, должна я узнать, что им нужно и какие меры принимает наша славная милиция, чтобы меня беречь. Имею я право узнать об этом? Или я, по-твоему, должна в это время в какой-то фирме суетиться?

— Да нет, я чувствовал, что ты придешь, — с определенной долей тоски в голосе признался Мельников. — Всегда так — только займусь работой, непременно ты заявляешься. А мне сейчас некогда с тобой разговаривать. Подожди полчасика, придут Вересов с женой Чернова, тогда и поговорим.

— Ты хоть одно слово скажи, — взмолилась я.

— И полслова не скажу. Сиди и жди.

— У меня сейчас такое напряжение внутри, — пожаловалась я, — что если ты мне не скажешь, то я взорвусь.

— Об этом и не мечтай, — предупредил Андрей, — выгоню. Кстати, учти: придет жена Чернова, так ты к ней со своими вопросиками не лезь. Это я ее вызвал, а не ты. Я тебе разрешаю присутствовать. Вот ты и присутствуй, слушай и помалкивай.

— А если хорошая мысль придет?

— С чего бы это? — Все-таки он нахал, этот Мельников, и грубиян. — Не придет тебе в голову никакой хорошей мысли. Ты случайно свежую газету не захватила?

— Нет… — удивилась я. И зачем это ему газета понадобилась…

— Вон там на тумбочке вчерашняя лежит. Ты сядь и почитай.

— Что-нибудь интересное? — почти обрадовалась я и схватила газету, надеясь, что там какая-то информация по нашему делу есть.

— А чего там может быть интересного… — усмехнулся друг мой опер. — Просто ты ее читать будешь и не станешь мне мешать. Осталось еще почти полчаса времени свободного, и должен я тут кое-чего написать. Непременно сегодня отдать надо. А то потом заверчусь и забуду. И вечером по этому поводу солидный втык получу.

Я поняла, что трогать сейчас Мельникова нельзя. И посочувствовала ему. Так что взяла вчерашнюю газету и стала ее читать.

Невеселое это дело, читать газеты. В центральных все про взрывы и аварии, землетрясения и оползни и о том, кто опять проворовался, но его не трогают, потому что нет доказательств. Радостного очень мало. Но мне как раз повезло, попалась местная газетка. Чтива в ней, конечно, меньше, но спокойней как-то.

У нас со взрывами скромней, а землетрясений и вовсе не бывает. Но в области есть губернатор, вот про губернатора газета и писала. О ком же еще писать, если не о губернаторе. Народ ведь только тем и интересуется, что там и как у губернатора происходит. Утром с этой мыслью встает, вечером с этой же мыслью спать ложится. Газета, удовлетворяя интерес трудящихся масс и всего населения области в целом, сообщала, что губернатор поехал куда-то за рубежи нашей страны, там что-то такое очень важное увидел и даже собирается заключить по этому поводу какой-то очень выгодный для всех нас договор. В общем, губернатор и сопровождающие его лица своей поездкой остались довольны, а газета тем более. Сообщили, конечно, и о том, с кем губернатор встретился в пределах родной области, что посоветовал сделать людям и что, в свою очередь, пообещал сделать сам. И многое другое, очень важное из жизни губернатора.

Такое подробное описание, естественно, заслуживает всяческого поощрения. Ведь благодаря газете народ пребывает в курсе дела и радуется бурной деятельности своего избранника. И еще представленный газетой отчет очень важен для истории родного края. Когда, в назидание потомкам, надо будет составлять жизнеописание губернатора, авторам его не придется копаться в архивах. Возьмут подшивку газеты и число за числом выпишут все нужное. Вот вам и «Летопись славных дел«.

Чего я там еще прочла интересного, кроме описания губернаторских деяний, это то, что грядет очередное повышение цен на бензин и что на благосостоянии трудового народа, а также пенсионеров данное повышение цен не скажется, потому что у трудового народа машин мало, а у пенсионеров и вовсе почти нет. Машины есть у богатых людей, так пусть они и раскошеливаются под злорадный хохот малоимущих. Я внутренне похохотала над владельцами машин и в какой-то мере над собой тоже, потому что тоже являюсь владельцем. А что бы я без машины делала, интересно знать? Бегала за своими подозреваемыми по улицам? Потом я перешла к разделу объявлений. Очень увлекательный оказался раздел. Чего там только не предлагали продать и чего только не предлагали купить… Выбор, как на хорошей ярмарке. Меня заинтересовал цветок монстера, как сообщалось, большой, красивый и всего за 3,5 тыс. руб. Не знаю, что такое монстера, и не собираюсь его покупать. Но раз он большой, красивый и стоит три с половиной тысячи, то стоило вообще-то съездить, посмотреть на него в целях расширения своих знаний в области местной флоры. А еще я нашла сразу три объявления, в которых люди хотят купить монеты СССР выпуска до 1991 года. Причем один обещал платить за каждую монету до 1000 долларов, а остальные двое просто сообщали, что заплатят дорого, и это тоже привлекало. Вот, оказывается, чем надо было заниматься все эти годы. Надо было собирать монеты СССР выпуска до 1991 года. Это же целое состояние можно было бы сейчас составить…