Екатерина Лесина - Проклятая картина Крамского

Дождило. И дождь был мерзким, мелким и холодным. Куртка же осталась в классе, но возвращаться за ней Илья не стал: непременно прицепится кто-нибудь с вопросами или воспоминаниями.

Уж лучше так.

Курил он, наслаждаясь вкусом табака, тишиной, которая продлилась недолго. Скрипнула дверь, предупреждая.

– Ты тут? – спросили Илью сиплым голосом. – Тут… Привет, Ильюха, хрен тебе в ухо!

И заржали. В темноте было не различить человека, лишь фигуру и ту размытую, неловкую какую-то. Донесся запах табака и перегара.

– Узнал?

Фигура выбралась на площадку, а здесь и в лучшие-то времена с трудом два человека умещались.

– Генка я! Генка Геннадьев! – Фигура ударила Илью в бок. – А ты изменился… Весь такой из себя, прямо-таки на кривой козе не подъедешь. Что, забыл старого приятеля?

Этого забудешь… После всего, что он сделал.

– Закурить дай, – потребовал Генка. И когда Илья протянул портсигар, присвистнул. – Ишь ты… устроился… Все наши только и треплются, как Ильюшка высоко взлетел… Вон, Танька вокруг тебя круги нарезает, вся такая вырядилась… с-стерва.

Генка сплюнул. А сигареты выгреб все, без стеснения. Рассовал по карманам дрянной куртенки, похлопал.

– Ты себе еще купишь, а у меня на нормальное курево денег нет.

Это не было извинением, Генка никогда не умел извиняться, скорее уж вызовом, который Илья предпочел проигнорировать.

– Эх, жизнь несправедлива. – Генка закурил, облокотившись на хлипкие перила. – Одним в ней все, другим ничего… Кто бы мог подумать, Ильюшка, что ты так высоко поднимешься, а?

Никто.

И сам Илья прежде всего.

– Ты ж даже отличником не был…

А Генка был.

Как он умудрялся-то со своим паскудным характером, с привычкою влезать во все дела, даже если дела эти его совершенно не касались, с мамашей-истеричкой, что бегала в школу каждую неделю, доводя Марию Петровну до головных болей… и ведь не за мамашу пятерки ему ставили, не за отца, в гастрономе директорствовавшего, но за собственные заслуги.

– Значит, бизнесмен?

– Да, – сухо ответил Илья, подумывая о том, как бы половчей уйти от разговора.

– И как бизнес?

– Спасибо, хорошо.

Денег просить станет? Или предложит партнерствовать? Поучаствовать в гениальном проекте, который всенепременно доход принесет, и в самом скором времени.

– Это хорошо, что хорошо… Слушай, Ильюха, есть у меня к тебе одно дельце… выгодное…

– Для кого?

– Для тебя, дурня, выгодное. Считай, сам бы мог, но по старой дружбе…

…не было никогда этой дружбы. Правда, одно время Илья считал иначе.

– …короче, вкладываешь копейку, а получаешь рубль. Даже нет, вложишь каких-то тысяч пять… не рублей, конечно. А получишь сотни тысяч. Или даже миллионы…

Генка докурил. И окурок выкинул вниз, вытянул шею, глядя, как падает рыжая искра. А после и плюнул вдогонку.

– Меня это…

– Погоди. – Генка вцепился в рукав. – Ты дослушай… знаешь, кто я?

– Генка…

– Да нет. Я искусствовед. Кандидат наук, между прочим…

– Поздравляю.

– Было бы с чем. Следовало в медицину пойти, а не мамашу мою слушать… при искусстве… с этого искусства что с козла молока толку. Но дело в другом… Короче, есть одна наводка, верная… Про Крамского слышал?

Илья пожал плечами: не было у него времени на искусство.

– «Неизвестная»… Да что с тобой, ограниченный ты человек, Ильюшка. Короче, картина эта знаменитая. В Третьяковке висит.

– Украсть предлагаешь?

– Хорошо бы, да ты на такое не пойдешь… я по ней работу писал. Если вкратце, то до сих пор спорят, кого там Крамской изобразил. И есть одна версия… Я ее проверил. Дал себе труд.

– Молодец.

– Не язви, Ильюша, тебе не идет… Короче, нашел я еще одну… незнакомку. – Он хохотнул. – Крамского. Неизвестный вариант. Представляешь, какая это будет бомба?

Илья не представлял и представлять не желал.

– Она у одного типа… Он свято верит, что ее писал его дед. Пять штук евро просит, паскуда… Я его и так уламывал, и этак, а он ни в какую!

Генка вновь сплюнул.

– Я уж думал, что кредит брать придется, а тут Танька звонит, что, типа, все наши будут… и ты с ними. Нет, прикинь, какая удача?

– Не для тебя.

– Чего? Ильюшка, ты что? За старое дуешься? Брось, сколько лет прошло… Нельзя быть таким злопамятным.

Наверное, нельзя. Или все-таки можно? Да только не в прошлом дело, а в нелепости этой его теории. Крамской. Картина неизвестная… Легкие деньги, которые сами в руки идут.

– Ген, мне жаль, но я денег не дам.

– Жлоб ты, Ильюшка… – беззлобно произнес Генка. – Смотри, сам себе локти потом кусать будешь.

И посторонился, пропуская.

Надо же, Илья и не рассчитывал отделаться от него так легко.

Дверь вдруг открылась. И светом плеснуло в глаза, заставляя зажмуриться.

– Вот вы где, мальчики, – раздался нарочито-веселый Танькин голосок. – А я вас обыскалась уже!

– На кой…

– Геночка, будь паинькой, не ругайся. Ильюшечка, ты уже покурил? А то мы там…

– Покурил, – ответил за Илью Генка. – Так накурился, что из ушей скоро закапает.

И хохотнул.

Теперь Илья увидел его лицо, одутловатое, некрасивое. Волосы подстрижены кое-как, да и то глядятся сальными. Уши оттопыренные торчат. Выделяется хрящеватый нос и узкие губы. Вялый рот с отвисшею нижней губой. А ведь когда-то… Нет, нельзя было назвать Генку красавцем, но было в нем что-то этакое, притягательное, что заставляло девчонок млеть и искать Генкиного общества.

– Смотри, Ильюшка, не доведет она тебя до добра!

– Не слушай, – фыркнула Танька, повиснув на руке. – Вечно он болтает, не думая… господи, кто бы мог подумать, что наш Геночка станет этаким убожеством… А помнишь?..

– Помню, – отрезал Илья, перебивая ненужный выплеск воспоминаний. Неужели ей и вправду доставляет удовольствие копаться в памяти, вытаскивать какие-то нелепые, не нужные никому эпизоды?

– Слу-у-ушай, – протянула Танька, которая не собиралась отпускать руку Ильи. – А ты и вправду стал таким…

– Каким?

– Солидным. Женат?

– Нет.

– Но был?

– Был.

– Развелись?

– Да.

– Ильюшенька, не будь букой. Мне же любопытно! И вообще, здесь все свои…

Эту нелепую мысль ему внушали класса с пятого, Илья верил. Глупым был. А в выпускном выяснилось, что своих вовсе нет, но есть разные.

Всякие.

– Я вот не стесняюсь признаться, что развелась… Господи, он был таким… Когда-то влюбилась, просто с разбегу! И казалось, что жизни без него быть не может. Поженились… жили… я ему бизнес строить помогала. А когда выстроила, то оказалось, что я вовсе ему не нужна. Помоложе нашел. И ладно бы гульнул, все гуляют…

Танька затащила на второй этаж.

Здесь было тихо. То ли чужие встречи уже закончились, то ли вовсе не начинались, что тоже было вполне возможно. Главное, что тишина эта Илье нравилась. А Танька – нет.