Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

МАРИЯ ХАНССОН.

Голос низкий. Мужчина в костюме и при шляпе. (Как в американских детективах.) Очков нет. Волос под шляпой не видно, но она предполагает «ежик». Хлопалка для ковров. Сконский выговор, как и в случае с Бодиль Нильссон. Ничего не напевал, считал удары. Высокий. Тоже понадеялся, что жертва извлекла урок.

Прощаясь, отдал честь. (Военный?)

ДЖИММИ (он же Кевин, он же Кев).

Мужчина в очках, с усами и странной прической. Высокий. Стекла очков запотели, и он не знал, что с этим делать. Костюм не по размеру тесен, сидит плохо. Имел при себе футляр в форме хоккейной клюшки.

Возраст – пятьдесят – шестьдесят. Слишком стар для хоккея. В первый раз появился в баре в верхней одежде, потом без нее. Очень плохой английский.

Все показания сходились в том, что мужчина был высокий и сильный.

Двадцать лет назад ему, вероятно, было около тридцати или между тридцатью и сорока. Мнение Бодиль Нильссон о том, что ему «двадцать пять – пятьдесят», можно во внимание не принимать. Девушка была в стельку. Но Кев, официант из «Руки епископа», утверждает, что «экзекутору» около шестидесяти.

Все едины в том, что у него низкий голос, большинство отметило особенности выговора: либо сконский, либо картофельное пюре во рту. В любом случае говорит странно. Сюда же – очень плохой английский.

Девушки дружно вспоминают фразу об уроке, который они должны были извлечь.

Мария Ханссон обратила внимание на начищенные туфли. Больше никто. Может, потому, что я не спрашивал? Ведь Мария была последней, с кем я говорил?

Что мне это добавило?

Абсолютно ничего.

И что мне делать со всей этой информацией?

Без понятия.

Одно я знал наверняка: ни одна жертва не удостоилась его сексуальных домогательств. Он охотился за женщинами и наказывал их. Но за что?

Это ведь совсем другое дело.

А все странные прически, челки, падающие на глаза, говорят лишь о том, что у преступника большой ассортимент париков и он каждый раз меняет обличье.

Неплохо бы пообщаться с Бодиль Нильссон. О чем? О его сверкающих ботинках, разумеется. Или о мелодии, которую он напевал. Может, она ее вспомнит?

Хотя какая разница о чем. Мне просто захотелось услышать ее голос, ее мягкий сконский выговор. Я вертел в руке мобильник. Если «маленькой коробочке» оказалось под силу соединить меня с Новой Зеландией, до Хелльвикена она достанет.

Между тем муж Бодиль Нильссон сейчас наверняка дома.

Похоже, барбекю для дочери она организовывала без него. Он уезжал в командировку и вернется оттуда благоухающий чужими духами. Бывают такие глупые мужики.

Я забил ее адрес в «Гугл».

Вот дом. Типичная для Хелльвикена новостройка. Белый кирпич, кусты. На почтовом ящике что-то нарисовано. Что именно, я не разглядел, как ни увеличивал изображение. Вероятно, корова на лугу, парусник, шест, украшенный к празднику летнего солнцестояния, или птицы в небе. Что еще рисуют на почтовых ящиках?

Во дворе ни игрушек, ни велосипедов и никакого гриля. Вероятно, на другой стороне дома есть терраса с видом на водоем. Даже по карте определить местонахождение дома оказалось затруднительно. В детстве мне приходилось бывать и в Хелльвикене, и в Шемпинге, и в Юнгхюсене. Но сейчас там все по-другому. Старые крестьянские усадьбы снесли в пятидесятые или перестроили в просторные виллы. Сейчас в Хелльвикене чувствуешь себя как в городке на испанском побережье, с бутиками от модных дизайнеров и многочисленными лавочками, где продаются купальные костюмы, надувные лодки, средства для загара и прочие вещи, необходимые современному человеку для отдыха.

Возле дома появился мужчина, вероятно Петер Нильссон собственной персоной. Гугл-камера поймала его в фас. Плоская кепка, очки с толстыми темными дужками и щетина на подбородке, какая бывает у мужчин в шведских рекламных роликах, по крайней мере в Мальмё.

А может, это всего лишь сосед? Не важно.

Я уже ненавидел его всеми фибрами души.

Андерслёв, август

Он сидел на скамейке в нескольких метрах от могилы матери, под большим деревом – прятался от проливного дождя.

Вдыхал теплый, влажный воздух.

Он поставил на могилу букет летних цветов в вазе, на их лепестках блестели крупные капли.

Он не хотел вспоминать о матери, пусть хоть вся могила травой зарастет, ему все равно.

Но нужно поддерживать хотя бы видимость порядка, чтобы не вызывать подозрений.

После того как мать погасила сигарету о головку его члена, у него никогда не было эрекции.

Маленькая полька пыталась. Если ее и пугали его исполосованные шрамами бедра, она не подавала виду. Держалась. Старалась изо всех сил: ласкала, гладила, брала в рот. Один раз даже принесла синие таблетки в пластиковой баночке, она заказала их в Сети. А когда не помогли и они, предложила подать на «Виагру» в суд и стать миллионерами.

К тому времени он уже был миллионером, но она этого не знала.

Он рано начал зарабатывать: стриг и убирал траву, мыл машины, собирал пустые бутылки. Деньги прятал в сарае. Мать всегда боялась крыс, поэтому металлическая баночка надежно хранилась под половицей.

Со временем он оборудовал в сарае комнату и переселился туда насовсем.

И ни разу не увидел ни одной крысы.

Разве что слышал их. Матери он говорил, что в сарае они крупные, как кролики, с толстыми полуметровыми хвостами и глазами, горящими как фонари.

Он так и не понял, куда подевался его отец.

Иногда спрашивал об этом мать. В хорошем настроении она отвечала, что это не его дело. В плохом – ставила любимую пластинку и давала ему розог.

У каждого человека есть мелодия, с которой связаны особенно дорогие воспоминания. Иногда люди даже звонят на радио и заказывают любимые песни. Он тоже собирался позвонить и попросить неприятную ведущую поставить «Living Doll» Клиффа Ричарда, а затем поделиться своими воспоминаниями.

Мать любила музыку.

Иногда, будучи в хорошем настроении и в меру пьяной, она приглашала его в большую комнату и разрешала самому выбрать песню. А потом подпевала вполголоса или даже танцевала, взяв его за руки.

Анита Линдблум, Лилль-Бабс, Конни Фрэнсис, Сив Мальмквист, Пэт Бун, Перри Комо, Гуннар Виклунд – все, кроме Клиффа Ричарда, его она берегла для особых случаев.

Если бы она, по крайней мере, объяснила, за что так ненавидит его.

Она часто называла его обузой, уродом, повторяла, что, не будь его, она бы добилась в жизни многого.

Она действительно хорошо танцевала и пела.

Мать унаследовала дом от родителей, но это почти ничего не изменило в ее жизни. Вернее, вообще ничего. Она по-прежнему спала в каморке и никогда не убирала. Это всегда делал он.

Когда он просил у матери денег, чтобы купить что-нибудь для дома, она угрожала задать ему трепку.