Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

Несмотря на дождь, день выдался теплый. Я сдобрил яйца тобаско и вышел на веранду.

Все газеты опубликовали интервью Йеспера Грёнберга, в котором говорилось, что наш герой временно оставляет политику и уезжает в Остин читать лекции в Техасском университете.

Первоисточником оказалось новостное агентство ТТ. Остальные издания перепечатали текст слово в слово. Отличались разве что заголовки, размер шрифта и фотографии. Создавалось впечатление, что Грёнберг сочинил не только ответы, но и вопросы.

Происшествие в отеле он комментировать отказался. Сообщил, что его политическая карьера получила новый толчок и ему нет смысла оглядываться. Только вперед.

Будь Грёнберг блюзовым исполнителем, или художником, или и тем и другим одновременно, он мог бы выпустить новый альбом под названием «Жизнь только начинается».

Кроме того, Грёнберг побывал на консультации у семейного психолога и остался доволен. Потому что, как он выразился, «развод – это всегда катастрофа».

Все это выглядело по меньшей мере странно.

Удалось ли психологу спасти его брак – неизвестно. Кто оплачивал поездку в Остин: сам Грёнберг, Техасский университет или партия – также умалчивалось.

Лишь немногие утренние газеты опубликовали обзор политической карьеры Грёнберга: от успешных начинаний в качестве лидера молодежного движения до катастрофы в гётеборгском отделе. Новый партийный лидер заявил, что будет рад видеть Грёнберга в числе своих соратников, лишь только тот почувствует себя готовым заниматься животрепещущими проблемами партии и страны.

Какими именно, уточнять не стал.

Рядом с фотографией Грёнберга газета поместила маленький портрет Брюса Спрингстина. Подпись гласила: «Грёнберг любит шефа».

Я отложил газету и в пятнадцатый, наверное, раз за утро взялся за мобильник.

Бодиль Нильссон не отвечала и не посылала эсэмэсок.

Я полез в «Гугл» и снова набрал ее адрес.

Дом стоял на месте. Мужчина в кепке – тоже. Куда же он денется? Это ведь всего лишь фотография.

Тогда я набрал номер Арне Йонссона и отчитался перед ним за свое последнее интервью – или как это назвать? – с Марией Ханссон в Гётеборге. Кроме того, рассказал о неудачных попытках подытожить свидетельские показания.

– Я понятия не имею, кого ищу, – пожаловался я.

– Ты ищешь его, – уверенно сказал Арне.

– Не хотите ли заглянуть ко мне? Посмотрите, как я живу.

– В другой раз, – отвечал Арне. – Сегодня мне надо на кладбище. Свею я навещаю каждое воскресенье, она ждет.

– Тогда приезжайте во вторник, будет барбекю.

– Спасибо. Я люблю гриль, но, признаться честно, лучше съел бы рыбы. У вас есть рыба? Здесь невозможно достать хорошей.

– Сегодня нет. Но если появитесь во вторник, я позабочусь о том, чтобы она была. Ваша машина здесь проедет?

Арне водил «вольво-дуэтт» 1959 года. Я даже не знал, как выглядит эта модель.

– Она дергается при ста двадцати. Но если около ста или чуть за сотню, идет как по маслу и мурлычет, словно кошка. Не волнуйся за нее.

– У вас есть GPS?

– У меня есть карта.

Я не поинтересовался, имеется ли GPS или карта у Бодиль Нильссон. Так или иначе, во вторник вечером она подъехала. Должно быть, поднималась по лестнице со стороны гавани, пока я закладывал новый плей-лист в айпад. Я заметил ее, лишь когда она появилась у моей террасы.

– Вот где вы прячетесь.

Прошло два дня с тех пор, как мы виделись. Все это время я думал только о ней и все же успел забыть, какая она красивая.

Поскольку я стоял, колени мои задрожали. Я чуть не упал от неожиданности.

Некоторое время я молча пялился на нее как идиот.

– Извините за внезапное вторжение, – смутилась Бодиль. – Наверное, мне следовало позвонить или зарегистрироваться…

– Нет-нет. Просто я…

– Я могу…

– Нет-нет, входите, пожалуйста, – забеспокоился я. – Извините… Добро пожаловать.

Она подколола волосы, но несколько прядей свисало с затылка и с боков, падало на лоб. На Бодиль было белое платье в голубой цветочек и широкий ремешок на талии. Пока она поднималась на террасу, я отметил, что на ней нет лифчика.

Сам же я стоял перед дамой босиком, в боксерских шортах и футболке, до того выцветшей, что разглядеть рисунок или надпись на ней было невозможно. Я давно забыл, какого она цвета.

– Я лишь хотел сказать… вы сегодня загляденье, – пробормотал я.

Бодиль улыбалась.

Мне пришлось придержаться за стену, чтобы снова не потерять равновесия.

– Хотите кофе? – предложил я, собравшись с духом. – Может, чего-нибудь поесть?

– Кофе, пожалуйста, – кивнула она.

Я показал ей дом, и, когда вода закипела, мы снова сели на веранде.

– Это ваша дача или снимаете? – поинтересовалась она.

– Ни то ни другое, – объяснил я. – Симон, точнее, Симон Пендер арендует помещение под ресторан, в том числе и этот дом. Но сам живет в Энгельхольме. Мы давно знаем друг друга, и он пригласил меня пожить здесь. Дальше посмотрим. Не уверен, что будем заниматься этим и в будущем году. Держать ресторан на побережье – хлопотное дело.

– А я здесь никогда не была, – призналась Бодиль.

– В детстве я проводил в этих местах каждое лето, – улыбнулся я. – То есть не именно здесь, в Сольвикене. У родителей был домик неподалеку.

– Но сами-то вы живете в Стокгольме?

– Жил до сих пор.

– А родились в Мальмё.

Это прозвучало как утверждение, а не вопрос.

– Не могу этого отрицать.

Она посмотрела в сторону моря. При хорошей погоде отсюда виден Энгельхольм, Вейбюстранд, Тореков, вплоть до Халландс-Ведерё.

– Здесь красиво, – заметила Бодиль.

Когда дождь закончился, я надел рубашку и джинсы и предложил ей осмотреть окрестности.

Я уводил ее от Сольвикена. Чем дальше мы забредем, тем больше времени понадобится на возвращение, тем дольше Бодиль Нильссон пробудет со мной.

Ее дочь родители забрали на выходные в Тиволи, в Копенгаген.

– Терпеть не могу аттракционы, – призналась Бодиль.

– Ты выросла с мамой? – поинтересовался я.

– Одно время папа работал в США, и мы жили врозь. Но потом папа вернулся.

Она ни словом не помянула мужа, и я воздержался от расспросов. Не стоит будить спящую собаку.

Мы ели мороженое в гавани неподалеку, и я показал Бодиль место, где зимой во время шторма накрыло пирс и волны вынесли рыбацкие лодки на берег.

– Останешься на обед? – спросил я.

Мы возвращались в Сольвикен по горной тропинке. Я не терял надежды угостить Бодиль обедом. Она взглянула на часы:

– Мы припозднились.

В Сольвикене она первым делом позвонила отцу, выяснила, что они еще не вернулись из Копенгагена, и осталась на обед.

– Только, пожалуйста, без дурацких шуток, – прошипел я Симону.

– Но может, дама хочет послушать…