Георгий Персиков - Дело о Золотом сердце

Колдуны-бокоры, практиковавшие черную магию, проводили специальный ритуал, в который, помимо танцев, магических пассов и заклинаний, также входило изготовление снадобья, которое следовало скормить жертве. После этого несчастный впадал в летаргический сон, схожий со смертью. Соплеменники, будучи уверены, что жертва умерла загадочной смертью, устраивали погребение, а через некоторое время колдун возвращал ее к жизни в виде марионетки, подчиненной его воле. Такие магические немертвые слуги и назывались зомби. Они с трудом передвигались, были лишены собственного разума, но годились для примитивных работ, да и просто в качестве доказательства устрашающей мощи колдуна.

Родин как врач, естественно, интересовался ритуалом зомбирования с научной точки зрения. По его мнению, ключевую роль играл яд тетродотоксин, содержавшийся в слизи рыбы-жабы, одном из компонентов снадобья. Он объяснял и летаргию, и потерю рассудка, и частичный мышечный паралич. Но очень многое в этом ритуале оставалось для Родина загадочным и пугающим.

Неужели теперь его возлюбленная стала чем-то вроде живой куклы из мрачного африканского культа? Мысль эта была ужасна для Георгия, но это все же лучше, чем полный паралич и кататония. Теперь надлежало спокойно во всем разобраться, и первое, что нужно было сделать, – это не допустить посторонних глаз. Уже и так хватало толков вокруг странной пациентки, в палате которой постоянно происходили загадочные злоключения.

Родин выглянул за дверь и быстро проговорил подоспевшему Юсупову:

– Андрей, никого в палату не пускать, вели прикатить из психиатрии смирительную кушетку с ремнями и позови двух санитаров, поздоровее и не болтливых, тут дело почище взрыва будет. – И через секунду добавил значительно громче, для любопытных больных и сестер, которые уже начали высовываться из дверей, разбуженные Анютиным криком: – Все в порядке! Медсестра слабонервная крысу увидела! Уважаемые пациенты, это не повод для нарушения режима! Расходитесь по палатам!

Рассвет Родин встречал у постели Ирины. История все больше уходила из области медицины в область мистики и колдовства, и это тревожило Георгия. Оставалась одна надежда – Всеволод с его загадочным отцом Лоренцо. Расшифрованные надписи внутри медальона, который Георгий теперь рассеянно сжимал в руке, могли пролить свет на все странные события последних суток.

В дверь робко постучали.

– Да-да, войдите. – Родин обернулся на стук.

Это была Анюта. Голубые глаза опухли и покраснели от слез. Она скользнула в палату и сразу затворила за собой дверь.

– Георгий Иванович, вы не злитесь на меня что я кричала так нынче ночью. Я встала проведать ее, вошла, а она стоит не двигаясь. Я и окликнула ее по имени, а она как повернулась и пошла прям на меня, и смотрит, а глаза как у утопленницы, и стонет, и стонет. Ох, страх-то какой! – Анюта перестала лепетать и закрыла лицо руками, из глаз снова брызнули слезы.

А в это время запыхавшийся Всеволод влетел в больничные двери, как тропический ураган, неведомый в средней полосе Российской империи. Он едва не сорвал их с петель и не на шутку перепугал санитарку, дежурившую в коридоре. Однако гигант, презрев все правила приличия, даже не глянул на икающую от нахлынувших эмоций старушку, а полетел по коридору к палате Ирины, кляня все вокруг на чем свет стоит. В этот момент бородатый великан ничем не напоминал уважаемого ученого, скорее пирата, рыщущего по миру, воруя артефакты у честных археологов и сбывая награбленное на черном рынке. Разве что в могучем кулаке вместо абордажного топорика был зажат тонкий листочек – один из тех, на которых обычно телеграфистки отбивали тексты полученных сообщений.

– Вот, – беспардонно ворвавшись к больной, пробасил Всеволод. – Вот, Енюша, за чем ты меня по эдакому морозу до телеграфа гонял!

Он раздраженно протянул листок брату, даже не заметив, какой момент прервал. Анюта в углу охнула, зажав рот ладонями, и быстро утерла слезы. Негоже, чтобы этот бандит видел ее искренние переживания.

Георгий же, ничего другого и не ожидавший, покорно взял телеграмму из рук раскрасневшегося брата и тут же отступил на несколько шагов. Сейчас не время ставить брата на место, от его благосклонности многое зависит. Но вот потом, когда Ирина будет спасена, он уже миндальничать не станет. Долго, очень долго он покорно сносил покровительственное отношение да повелительный тон, только отшучивался да язвил, но всему есть предел. Но вот последняя капля переполнила чашу терпения, от мужского разговора не уйти…

Но сейчас нельзя давать волю эмоциям! Не только за себя он нынче в ответе. Разум должен быть холоден, иначе эту загадку на распутать!

Георгий быстро пробежал глазами коротенький ответ отца Лоренцо: буквально в двух словах он давал понять, что расшифровать загадочные письмена решительно невозможно, но мудреные символы напоминают считавшийся утерянным язык племени любви – карихона. Родин-младший вскинул бровь: он-то считал, что карихона – это миф!

Заметив удивление младшего брата, Всеволод, который успел немного успокоиться и даже учтиво кивнуть все еще жавшейся в углу Анюте, без прелюдий начал с усмешкой вещать:

– А чего ты ждал от старого маразматика? Хорошо, что он еще не спрашивает, откуда у нас эта белиберда. Конфуз бы вышел…

Георгий хотел было заметить, что скупка краденого вовсе не «конфуз», а бесчестный поступок, недостойный не то что ученого, но настоящего мужчины. Хватать угли из печи чужими руками – дело предосудительное. Однако он вынужден был снова прикусить язык. Не хватало только вновь поссориться и провалить все дело.

– Здесь приписка, что письменность карихона отличается от иероглифов майя, кипу инков и пиктограмм ацтеков, – Георгий настрой брата не разделял. Он, как человек близкий к науке и более чуткий, понимал, что в мире слишком много загадок. И если ни один исследователь не описал затерянное в джунглях Амазонки племя, это вовсе не значит, что его не существует. Мифы – не детские сказки, как считают многие несведущие и узколобые господа, а сборник знаний о мире, зачастую не менее подробных и точных, чем статьи в библиотечных фолиантах. Главное, смотреть вглубь и читать между строк, а это, разумеется, не каждому под силу. Здесь нужен не только ум, но и чуткость. Что, собственно, и отличает настоящего исследователя от профана-бумагомарателя.

– Конечно, отличаются! Будто мы с тобой, Енюша, сами этого не видим! Были бы это письмена великих племен, я бы их мигом прочел, – с легким хвастовством парировал Всеволод. Никак он не мог воспринимать младшенького всерьез. – Только вот незадача, карихона – племя, давно отошедшее к праотцам. Если оно и существовало, инки или амазонские болота давно стерли его с лица земли! Письменность их сохранилась отрывочно и никем не расшифрована! Да и письменность ли это вообще?! Так, догадки вечных романтиков, которые верят, что когда-то люди жили в мире и гармонии. Ну, слыхал наверняка эти истории про золотой век человечества. По мне, так все это, – он махнул рукой, показывая, что имеет в виду и надписи на медальоне, – не более чем орнамент.