Марина Серова - Мужчина не по карману

Я быстро прошла мимо них, кинув на ходу слова прощания, и спустилась к машине. Там по сотовому я позвонила в адресный стол и узнала, что в городе Тарасове проживает четыре Марины Викторовны Улановы: одна двадцать седьмого года рождения и три помоложе — с шестьдесят второго года, шестьдесят девятого и семидесятого. Кандидатуру первой Улановой я отбросила сразу — не думаю, что семидесятипятилетняя старушка может выглядеть на тридцать пять и открывать свои фирмы, а вот остальных трех не мешало бы проведать. Одна из них жила недалеко, в Мирном переулке, и я решила начать с нее.

— Вам кого? — спросила девочка в солнечно-желтом платье и с такими же огненно-рыжими волосами. У меня даже глаза заболели, как будто я смотрела на свет.

— Уланова Марина Викторовна здесь живет?

— Да, — ответила она мне и крикнула в глубину коридора: — Мам, это тебя.

Не сказав больше ни слова, девочка хлопнула дверью, оставив меня одну на лестничной площадке. От нечего делать я стала изучать надписи, в изобилии пестрящие вокруг входной двери Улановой. Судя по ним, девочку зовут Света и у нее довольно много друзей, склонных к сочинительству.

Дверь неожиданно открылась, и на пороге появилась женщина, по глазам которой явственно читалось: она отягощена годами, семьей, работой и еще бог знает чем. Располневшая ее фигура говорила о том, что если в молодости Уланова и отличалась некоторым изяществом, то на данный момент полностью его растеряла. Довершали картину низкий рост и светлые волосы. В общем, ни по одному показателю «моя Уланова» не сходилась с этой. Я стояла и смотрела на женщину, понимая, что мне здесь больше делать нечего. Она тоже смотрела на меня, ожидая разговора. Надо было как-то выкручиваться.

— Перепись населения, — пришла мне в голову спасительная мысль. — Не согласились бы вы сказать мне, сколько человек живет в вашей квартире, их имена, даты рождения и… — Я напрягла память, мучительно вспоминая, что же еще спрашивают в таких случаях, и вспомнила: больше ничего. Но оставлять фразу незаконченной было нельзя, и я добавила наугад: — И образование.

— Хорошо, — согласилась Уланова и удивленно посмотрела на мои руки. — А вы записывать не будете?

Я убедила женщину, что как раз собиралась достать блокнот, и приступила к ревизии сумочки. Ничего лучшего не удалось найти, кроме записной книжки с телефонами знакомых и огрызка карандаша. Уланова очень удивилась такому обстоятельству, но данные назвала добросовестно, а я так же добросовестно их вписала.

Поблагодарив женщину за помощь в деле учета населения страны, я распрощалась с ней и последовала по лестнице выше, якобы чтобы переписать остальных жителей подъезда. В пролете между этажами я выдернула испорченный листок из записной книжки и тут же бросила его в мусоропровод. Итак, первая Уланова оказалась не та. Круг сузился. Я вычеркнула из списка проверенный адрес и, дождавшись, когда внизу закроют дверь, спустилась к машине.

До второго адреса добраться тоже не составило труда, но здесь мне не повезло: эта Марина Викторовна Уланова уехала в деревню ухаживать за больной матерью. Оставался последний адрес, на самом краю Заводского района, почти за городом. И я отправилась туда.

На улицах начинало уже темнеть, и я включила подфарники. Зазвонил телефон.

— Крошка, нам просто жизненно необходимо встретиться с тобой, ведь теперь нас связывает не только взаимное влечение, но и общее дело, — пропел в ухо Гарик.

Что-то последнее время Папазян активным стал… Я довольно сухо, но не погрешив против истины, ответила:

— Не могу, работы много. Когда вернусь домой, не знаю.

— Ласточка, и ты не хочешь узнать, что нового милиция накопала по нашему общему делу?

Он знал, на чем меня можно подловить, и это меня слегка разозлило.

— Можно и по телефону все рассказать… — уцепилась я за единственную возможность.

— Нет, птенчик, по телефону всего не скажешь.

— Неужто так много?

— Море.

Я вздохнула и чуть не пропустила очередную выбоину на дороге.

— Ладно, — согласилась я, и в трубке прозвучало обрадованно «вах». — Но только завтра, сегодня действительно никак не могу. И за это обещай меня провести к Датскому в камеру. Мечтаю с ним поговорить.

— Договорились, — с меньшим энтузиазмом, чем «вах!», произнес Папазян. — Буду ждать встречи.

В трубке загудело. За разговором я не заметила, как добралась до Заводского района. Нашла нужный адрес и… вот я вновь у дверей. Что-то мне подсказывало, что к Улановой не следовало приходить с пустыми руками, и я не нашла ничего лучшего, чем сжать в руке «жучок», весьма кстати завалявшийся в моей сумке.

Дверь открыла довольно эффектная женщина, как и говорил Платон Сергеевич, и как раз лет тридцати пяти. Темные, крашеные волосы свободно спадали на плечи, чуть завиваясь на концах. Глаза смотрели открыто и с некоторой наивностью.

— Марина Викторовна? — спросила я у женщины.

— Да, что вы хотели?

— Я знакомая Светланы Георгиевны Шадрухиной, Татьяна Иванова. У меня есть к вам разговор.

Наивность сразу исчезла из глаз Улановой, и взгляд стал неприступным и отстраненным. Марина Викторовна посмотрела на меня вопросительно и удивленно и предложила войти.

Обстановка в квартире, ее планировка и размер внушали зависть. Я прошла в огромный зал и уселась в кресло дизайна и обивки последней моды. Ни чая, ни кофе хозяйка мне не предложила.

— Она согласна? — первой заговорила Уланова, сохраняя на лице каменное спокойствие, что совершенно ей не шло.

Я поняла, что сразу, не подозревая того, нащупала какую-то ниточку, и решила поддержать игру:

— Да.

— Хорошо. Когда и как она сможет передать деньги?

Вот оно что! Уланова решила вернуть то, что потратила на фирму. Естественно, она не сама пошла за деньгами к бывшей подруге, а кого-то наняла. И эти «кто-то» — молодые люди, о которых рассказывала Петровна. Но почему Марина Викторовна думает, что та каким-то образом ей еще может деньги переслать? Не знает о смерти Шадрухиной? Умелая игра? Не похоже. Значит, она не заказывала убийство?

— Боюсь, деньги вы не сможете получить, — с печалью в голосе сообщила я. — Светлана Георгиевна мертва.

— Как? — достаточно правдоподобно изумилась Марина Викторовна.

Все каменное спокойствие, с таким старанием изображаемое на лице, исчезло моментально, как по команде. В выражении появился едва уловимый испуг. Не сочувствие, а именно испуг. Это продолжалось доли секунды, после чего Уланова вновь взяла себя в руки и нацепила маску переживания. Только жилка на виске часто забилась.

— Как это произошло?

— Ее убили.

Женщина непроизвольно вздрогнула, словно ждала этого ответа, но настойчиво гнала его от себя.