Борис Ушаков - Не все трупы неподвижны

Переворачиваю последнюю страницу альбома. Ни одной фотографии Кассандры в нём нет. Похоже, что их кто-то удалил. Кто? Вот тебе и ещё одна тайна семьи Камбрэ. Зато есть несколько снимков Жискара. Давно открытый мною закон всемирной компенсации работает и в Лурде. Этот закон гласит: если в этом месте чего-то нет, то обязательно найдётся что-то другое. Моряк с сигарой в зубах позирует на палубе большого белоснежного катамарана. Судно пришвартовано к набережной, вдоль которой тянется ряд невзрачных домишек. На набережной высажены пузатые, с растрёпанными верхушками, средиземноморские пальмы. Сет? Вытаскиваю фото из альбома. На обратной стороне написана дата и адрес. На всякий случай запоминаю. Потом откладываю альбом в сторону. Ясно, что если я хочу узнать о Камбрэ больше, нужно ехать в Сет и встретиться с Жискаром. Но как мне туда добраться? От Лурда до Сета добрых четыреста километров. По немецким меркам — край света. Да и по французским не ближе.

Первый ужин без Камбрэ, но с новыми постояльцами «Галльского петуха» проходит совершенно в другом ключе. Больше нет напряженной тишины и ожидания чего-то ужасного. Какая там тишина! Де Миньоны болтают наперегонки, как поддатые телеведущие. Да к тому же Жан включает телевизор на полную громкость, будто без оглушительной рекламы Жанна не знает, каким средством лучше мыть унитазы. Хорошо ещё, что болгарин оказался не таким шумным. Его зовут Живко Пападопулосов. Впрочем, весёлые бельгийцы не могут договорить его невообразимую славяно-турецко-греческую фамилию до конца и сокращают её наполовину: Пападо. Пападопулосов не возражает. Длинная шея. Лысина. Навсегда печальные карие глаза у переносицы. Заторможенная реакция. Этот высокий неулыбчивый человек лет пятидесяти немного говорит по-русски и по-немецки. Немногословно сообщает о себе самое важное: бухгалтер из Варны, русский учил в школе, немецкий осваивал в Германии, где работал мойщиком окон. Сообщает и утыкается в свою тарелку. Какой-то он унылый овощ, хоть и Живко. А может, просто чем-то болеет и приехал сюда исцелиться?

За ужином нас обслуживает одна Луиза. Кассандра не появляется. После обеда я её вообще не видел. В отсутствие строгого трезвенника мсье Франсуа мадам Луиза, любезно показывая зубы, ставит на стол бутылку кампари. Ура, долгожданный аперитив! Из болтовни де Миньонов узнаю, что они брат с сестрой. Очень богатые люди, увлекающиеся мотоциклами, путешествиями по Европе. Оба холостые. Категорически не хотят стареть, превращаться в солидных скучных буржуа с кучей сопливых ребятишек. Байкерские клубы, рок-фестивали, лёгкие наркотики — эта тема им всё ещё близка, несмотря на не юный возраст. В общем, скажи, как выглядит твой банковский счёт, и я скажу, кто ты. В этом году де Миньоны решили съездить в Испанию, а по пути посмотреть Францию. Они были в Тулузе и завернули в Лурд. Отсюда отправятся в Барселону.

— Мы же с Жанной добрые католики! Как можно было проехать мимо Лурда и не поклониться святой Бернадетте? — смеётся коротышка Жан. — Это наш самый дальний вояж на юг по восточной границе Франции. До этого мы уже изучили всё атлантическое побережье от Бреста до Бордо.

— А в Средиземноморье вы были? — интересуюсь я, перекрикивая телевизор.

— Само собой, мсье Росс! Два года назад месяц загорали в Ницце. Видели Марсель, Тулон, Монте-Карло.

— Братик, ты забыл сказать, что сегодня утром мы заезжали в Сет. Он ведь тоже на Средиземном море, — вставляет Жанна.

— А ведь точно! — хлопает себя по лбу Жан. — Мы ещё в Сете были. Непрезентабельный городишко.

— А туда зачем заезжали?

— По дороге случайно узнали, что в Сет на несколько дней зашли знаменитые русские парусники. Вот и захотели на них взглянуть.

— Что за парусники?

— «Седофф» и «Крузенштерн», — с трудом выговаривает Жан. — Как-то так. Эти кошмарные русские названия находятся за гранью добра и зла.

Вздыхаю. В детстве я мечтал стать моряком.

— Завидую вам. Я бы тоже хотел посмотреть эти корабли. Я ведь из России.

— О-ля-ля! Мы с Жаном почему-то сразу так и подумали: мсье Росс — из России! — восклицает Жанна.

Пападопулосов не принимает участия в нашем разговоре. Он сосредоточенно ест картофельную запеканку, думая о чём-то своём, болгарском.

Ужин готовится закончиться не менее приятно, чем начался. По просьбе Жана Луиза делает нам дижестив — чудесный коктейль из красного портвейна, бренди и яичного желтка.

— О, я обожаю порто-флип! — восторженно заявляет коротышка, наблюдая за тем, как зубастая Луиза ловко смешивает в шейкере ингредиенты коктейля со льдом.

Когда перед каждым стоит рюмка, полная розового нектара, посыпанного тёртым мускатным орехом, Жанна с энтузиазмом предлагает:

— Друзья! А не перейти ли нам в гостиную? Устроим шикарный светский вечер. Мсье Росс, мсье Пападо! Вы играете в баккара?

Не дожидаясь нашего согласия, Жанна подхватывает свою рюмку и держит путь в гостиную. Цок-цок-цок-цок! — цокают по керамическим плиткам пола её высокие каблуки. Я не умею играть в баккара, но волей-неволей тащусь следом за самоуверенной байкершей. Хочу посмотреть на светский вечер. И совершенно зря.

В гостиной вместо шикарного светского вечера нас встречает аскетичный мсье Франсуа с пудовым распятием на груди, раскрытым Божественным Писанием в руках и религиозным безумием в глазах. Гостеприимный, как могила.

— Камбрэ, — звучно произносит старый Камбрэ, едва наша процессия оказывается в гостиной.

— Очень приятно, мсье Камбрэ. Вы не будете возражать, если мы здесь сыграем партию в баккара? — улыбается религиозному фанатику Жанна, устраиваясь в кресле за круглым столом. — Жан, доставай карты!

Жанна ставит рюмку с дижестивом на стол, грациозным движением вытаскивает сигарету, не подозревая, что нельзя соединять уголь, селитру и серу. Будет взрыв.

— Святая Лурдская дева! — оглушительно взрывается Франсуа, выкатывая глаза, покрытые сетью кровяных прожилок. Толстые стёкла очков превращают прожилки в уродливые красные пиявки, присосавшиеся к белкам. — В этом непорочном месте пьянство запрещено! Так же как курение табака, азартные игры, разврат и прочие непотребства! Немедленно покиньте гостиную!

— А где можно курить? — задаёт вопрос Жан, тактично пряча за спину свою рюмку.

— Если не боитесь продать бессмертную душу дьяволу, курите у себя в номере!

Франсуа вопит так, как будто мы хотели в гостиной отведать крови христианского младенца. Я замечаю, что Пападопулосов уже испарился из гостиной. Словно успел надеть тюбетейку-невидимку.

— Луиза! Где ты, старая скорлупа? Адольф! Кассандра!

Первой на отчаянный зов старикана является зубастая Луиза. Шаркая ногами, она входит в гостиную, видит Жанну с сигаретой, рюмку на столе, укоризненно качает головой и голосом из туфлей объявляет: