Инна Бачинская - Темный ангел одиночества

Юнона-Монета. Леди-деньги.

Ни брака, ни семейного очага, ни материнства. Лишь деньги, лишь монеты. И любимый человек, болевая точка. Евгений Немировский. Любовь с первого взгляда. Нежданная, негаданная, безнадежная, несчастная. Несчастная любовь… Думала ли она, успешная Юнона, о том, что ее постигнет и согнет это горе… несчастная любовь? Звучит гадко и унизительно, так и видишь слабое, дрожащее, как студень, заплаканное существо, несчастливо влюбленное. Она, Юнона, всегда была победительницей. Сильная, предприимчивая, успешная, она твердой рукой брала от жизни то, что приглянулось. Деньги, шикарную квартиру, любимую машину, белый «Лексус», путешествия. Короткие немногочисленные романы она заканчивала сама, так как теряла интерес к парт-неру. Вот именно партнеру. Не было равных. Она представляла себе того, перед кем могла бы склонить голову… чуть-чуть, ну хотя бы опустить глаза, признать его первенство хотя бы в малом, потому что он герой, а она мягкая нежная… и так далее. То есть хочется быть мягкой и нежной. Не было равных. Ей претили грубая сила, напористость, хамская уверенность в себе соискателей ее руки, но тем не менее все равно хотелось героя. А какой герой без всего этого? Тут нужно определиться – или герой, или обыкновенный человек со всеми его слабостями, дурацкими претензиями и нелепыми обидами. Слабости Юнона презирала, а потому раздиралась от противоречий. Герои не бывают нежными и внимательными, а слабые не бывают героями.

К черту, думала Юнона, засиживаясь в своем кабинете до третьих петухов. Она опьянялась работой, испытывая своего рода «финансовый оргазм», как выразился однажды журналист Леша Добродеев, который собирался накропать о ней статью. Выразился в разговоре с другом Пашей, в доме которого состоялась их встреча. Леша умел припечатать, был у него такой дар – взять и припечатать, и еще долго его словеса в качестве анекдота бороздили городское пространство. Он еще сказал, что всегда восхищался такими женщинами, как Юнона, и это именно тот нечастый в природе случай, когда, как говорили древние, имя – это судьба. Потрясающая фемина, закатывал глаза и тряс толстыми щеками Леша Добродеев, масса достоинств, красота, стать, характер, так и хочется вскочить и вытянуться во фрунт. Но! «Но одна мысль о поползновении… э-э-э… на ее девичью честь пугает меня до чертиков! Она же тебя раздевает взглядом, как глянет, так ты сразу сир, наг и перепуган до смерти. Стоишь дурак дураком, рукой прикрываешься. – Леша потрясенно умолкал на долгую минуту, тряс толстыми щеками и потом добавлял: – Но вместе с тем глубоко уважаю. Голова. Мозги. Снимаю шляпу и низко кланяюсь. Но без крайней необходимости обойду десятой дорогой, как говаривала одна из моих, мир праху их, бабок».

Паша привел Юнону в свой дом в благодарность за дельные финансовые советы, и там они встретились – Юнона и Евгений. Грянул гром, вспыхнул свет, и запели ангелы. Он сидел в кресле, листал какую-то книгу. Она увидела его руки, тонкие запястья, манжеты белоснежной рубашки с запонками тусклого белого металла, в котором безошибочно определила платину. Почувствовав ее взгляд, он поднял голову, и глаза их встретились. Юнона почувствовала жаркую волну вдоль позвоночника.

– Знакомьтесь, ребята, – сказал Паша. – Это Юнона, фантастическая женщина, банковский гений, а это наш Женя Немировский, полиглот, ученый, профессор, писатель…

Евгений рассмеялся и встал, поцеловал ей руку. Он не стал возражать против рекомендации, выданной Пашей, но улыбка его говорила: не слушайте, он вам такого наговорит… Она вспыхнула, сглотнула слюну и облизнула мигом пересохшие губы.

Был ли он красив? Она не знала, да и не важно это было ни в тот момент, ни в последующие. Смуглый, темноволосый, кареглазый. Худощавый, тонкий, не сильный, не… не… Не герой, в ее понятии. Не лидер. Но улыбка, взгляд, манера поправлять очки, ирония, негромкий глуховатый голос, то, как он говорил: «Нет, ребята, я в корне не согласен», когда они сцеплялись по вопросам политики – кто сейчас не говорит о политике? – мягко, словно извиняясь, но не уступая ни пяди. Логика, блестящая аргументация, эрудиция. Будь Юнона ювелиром, она бы сравнила Евгения с алмазом чистейшей воды. Причем алмазом, который не подозревает, что он алмаз. Кажется, она нашла того, перед кем могла склонить гордую голову, – он был лидером в той области, которая была ей недоступна.

Короче, влюбилась Юнона в Евгения. Усилием воли заставляла себя не пялиться на него, но принимать участие в разговоре не смела, боялась ляпнуть глупость. Это она-то, которая никогда и нигде не терялась! Да и не знала зачастую, что сказать. Лола, умная, ядовитая и злая, с ходу просекла и поставила диагноз: фебрис эротика , что значит «любовная лихорадка». Сама она, как оказалось впоследствии, загибалась от того же недуга. Ох, эта Лола! В отличие от молчащей величественной Юноны она лезла с умными разговорами и вообще из кожи вон, чтобы показать, что они одной крови – она и Евгений: умные книжки, иностранные языки, вояжи за кордон, и вообще, есть что сказать и обсудить. Лезла-то она лезла, но ей не обламывалось. Потому что была Марта.

Да, была Марта. Марта, женщина Евгения. С точки зрения Юноны, никакая. Даже не домашняя хозяйка, потому что от домашней хозяйки требуется умение вести дом. Глядя на Марту, Юнона сомневалась, что та вообще пригодна хоть к чему-то. Марта уютно сидела в кресле, молчала, улыбалась рассеянно. Синеглазая и рыжеволосая. Лола била копытом и колола раздвоенным языком, Леша Добродеев булькал и пенился городскими сплетнями и творческими планами. Евгений со своей мягкой усмешкой доказывал и опровергал необидно; она, Юнона, сидела, как каменный истукан, только глазами водила. А Марта… вокруг нее было сияние!

Лола ее ненавидела. Если бы ненависть убивала, Марты давно с ними не было бы. Юнона? Наверное, тоже ненавидела. Нет, это слишком сильно. Скорее, не понимала, затруднялась определить, в чем тут дело со светом и сиянием, ну и недолюбливала, конечно. Соперница все-таки. Как сказала однажды пятидесятилетняя Марлен Дитрих про восемнадцатилетнюю Лиз Тейлор: «Да что в ней есть такого, чего нет во мне?» Так и Юнона задавала себе этот вопрос, хотя и знала в глубине души, что с Мартой ей не тягаться. Ни ей, ни Лоле, ни кому другому.

Она иногда застывала за компьютером, уставясь в пространство, мысленно вызывая картинку: любимое смуглое лицо, улыбка, смотрит прямо в глаза… Ее бросало в жар, и начинали дрожать руки. Подруга Зося, счастливая мать двоих детей и мужа Савелия – сомнительной внешности, но очень хорошего человека, – пыталась знакомить ее с друзьями мужа, со страстью подсовывала друга семьи, тоже профессора, но философии, красавчика с седыми висками, но Юнона не повелась. Профессор философии был умен, блестящ и наполнен собственным звоном, как колокольчик, ему не хватало мягкости Евгения, ему не хватало чего-то такого… Юнона пошевелила пальцами, и Зося сказала: «Ну и зря! – Подумав, добавила: – Хотя, я тебя понимаю…» Когда-то между ней и профессором намечался роман, но Зося благоразумно выбрала его друга Савелия.