Инна Бачинская - Темный ангел одиночества

Юнона мечтала, как в один прекрасный день… она и Евгений! Рядом, рука об руку, взаимопонимание с полуслова, с полувзгляда… Мечтать не грех. Она засыпала с мыслями о Евгении и просыпалась с мыслями о нем же. Пила кофе и думала о Евгении. Принимала душ, убирала в квартире, считала на калькуляторе, шла мимо магазинных витрин, в толпе, в одиночестве, за рулем… и рядом был Евгений. Наваждение, болезнь, лихорадка. Фебрис эротика . И если вдруг случится чудо и Марта исчезнет, растает, растворится… разве так не бывает? Тогда придет она, Юнона. Придет и останется.

Она и пришла. После того памятного вечера, когда Евгений рассказал, что Марта в больнице. Юнона помнила лицо Лолы, на котором промелькнула злая радость.

Она пришла с сумкой деликатесов из «Магнолии». Вечером, после работы. С полчаса сидела на скамейке во дворе, не решаясь шагнуть за черту. Он открыл, посторонился, и она вошла. Он взял сумку у нее из рук, помог раздеться.

Они сидели на большой кухне со старомодной солидной мебелью, украшенной грубоватой резьбой в народном стиле – не то стилизация, не то действительно лубок. Юнона разложила закуски на китайских тарелках с драконами, нарезала хлеб. Евгений открыл коньяк. Оба молчали.

– Спасибо, Юнона. – Евгений поднял на нее глаза. – Одному невыносимо, особенно сегодня. Днем я у Марты, вечером остаюсь один. Доктор Лемберг, известный психиатр…

Психиатр? Юноне показалось, что она ослышалась. Почему психиатр? Что с ней? Шок? Травма головы? Но она не переспросила. Пусть выговорится.

– Понимаете, Юнона, она как будто застыла, они не знают, что с ней. Доктор Лемберг говорит, есть новые методики, новые медикаменты, они опробуют все, а я уже и не знаю… – Он налил коньяк в фужеры. Взял свой, выпил залпом. Юнона лишь слегка пригубила. – Она не узнает меня, молчит, они считают, что она не видит… то есть ослепла.

– Она попала под машину… – полуспросила Юнона. – Это она по телевизору?

– Да. У нее на платье кровь, но нигде ни царапины. Ничего, и этого они тоже не понимают. Она сидит, не прилегла ни на минуту, улыбается, а лицо пустое. Я зову ее, беру за руку, она даже не смотрит. Как… как неживая! – В последних словах были надрыв и отчаяние. – Я не узнаю ее!

Ему нужно было выговориться. У него никого не было. Юнона подвернулась кстати. Он рассказывал, как метался по городу в поисках Марты, обзванивал больницы и морги. Перед Юноной сидел не спокойный рассудительный ироничный Евгений, которого она знала, а неизвестный ей растерянный человек. Она протянула было руку, сама не зная, что собирается сделать. То ли накрыть его руку ладонью, то ли сжать ободряюще плечо. Внутри ее все дрожало от робкой еще надежды. Конечно, дай бог ей поправиться, Юнона не желает ей зла, но если уж так случилось… Если уж так случилось, то она своего не упустит. Она была банкиршей и привыкла считать и просчитывать шаги и варианты. И сейчас она чуяла, что ее час приближается семимильными шагами. И чувство это делалась все яснее и яснее – Юнона была похожа на пуму, приготовившуюся к прыжку. Или стрелу, и тетива уже натянута. Она убрала руку…

– Я не знаю, что мне делать! – в отчаянии произнес Евгений. – Каждый день я надеюсь, я лечу к ней…

Юнона вдруг поняла, что он не называет жену по имени. Он говорил о Марте «она», так же как и она, Юнона. И это было общим между ними намеком на некое родство и близость.

«Как будто отстраняется, – пришло ей в голову. – Мы оба… отстраняемся».

– Спасибо, что вы пришли, Юнона, – говорил горячечно Евгений. – Последние дни никто не заходит и не звонит! По вечерам я схожу с ума, я брожу из угла в угол, неизвестность убивает. Мне страшно! Меня разрывает между надеждой и отчаянием, я никогда не чувствовал себя таким беспомощным и ничтожным. Не звонят… А если звонят, то их любопытство убивает, мне трудно врать, но что я могу сказать? Не могу и не хочу. Я должен был ехать на конференцию в Рим, но какая теперь конференция! Спасибо, Юнона! Вы такая спокойная, надежная, мне легче с вами. Вы умеете слушать.

Юнона затрепетала. Осмелилась положить руку на руку Евгения. Он с благодарностью ответил легким пожатием. Они сидели и держались за руки. Молча. В квартире стояла осязаемая густая тишина, лишь поскрипывал старый буфет и тонко и настырно звенело в батарее центрального отопления.

Евгений отнял руку и налил себе коньяка. Взглянул вопросительно на Юнону, она кивнула, и он долил в ее почти полный бокал. Он снова выпил залпом, не закусывая. Юнона положила ему в тарелку бутерброд, придвинула ближе. Он взглянул бессмысленно и вдруг, к ужасу Юноны, сморщил лицо и заплакал. Она вскочила, обогнула стол. Прижала его голову к груди, испытывая такую запредельную жалость, что сердце, казалось, рвалось в куски.

Он поднялся, и… Юнона потом не могла вспомнить, как случилось, что губы их встретились. Губы Евгения были горячими и солеными, он сгреб ее с неожиданной силой; она невольно застонала, и горячо ответила ему. Они целовались, забыв обо всем на свете; Юнона чувствовала его колено, настойчиво раздвигающее ее колени, она чувствовала его дыхание, пахнущее коньяком, и настойчивый язык; запах его волос, кожи и шерстяного свитера; а внизу ее живота медленно ворочался горячий, пульсирующий, рвущийся наружу шар. Она почувствовала его руку у себя на груди и…

И тут вдруг, как гром небесный, раздался пронзительный дверной звонок, отвратительный в своем реализме…

Они замерли, вопросительно глядя друг на дружку. Юнона дрогнула бровью вопросительно, и Евгений прошептал:

– Не знаю, я никого не жду.

Он взглянул на часы – половина десятого. Звонок звенел и звенел. Они не шевелились, напоминая заговорщиков. Вдруг наступила тишина. Евгений приложил палец к губам. Юнона кивнула и на цыпочках вернулась на место. Евгений стоял, напряженно вслушиваясь. Звонок вдруг грянул снова, и оба вздрогнули.

– Откройте, – сказала Юнона. – Может, что-то важное.

– Да, да! – словно очнулся Евгений. – Конечно!

Юнона слышала, как он гремел замками. Дверь распахнулась, и раздался оживленный голос Лолы:

– Евгений, ты что, спишь? Трезвоню, трезвоню, всех соседей подняла! У тебя все в порядке?

Спустя минуту она появилась на пороге кухни и оторопело уставилась на Юнону. Лицо ее вытянулось и, казалось, усохло на глазах. Последовала немая сцена. Евгений топтался рядом.

– Добрый вечер, Лола, – ровно сказала Юнона.

Лола раздула ноздри.

– Я не помешала? – В голосе ее был яд.

– Ну что ты! – воскликнул Евгений с фальшивым энтузиазмом. – Молодец, что пришла. Я очень рад, девочки, честное слово. Садись! Коньяка?

Он суетливо пододвинул табурет, и Лола с прямой спиной уселась. Евгений достал из буфета бокал, налил коньяк.