Марина Серова - По закону подлости

Витя поерзал на полу, усаживаясь поудобнее, почесал затылок и нехотя признался:

— Ну было это. Ну и что? Я просто спросил у него, как у нормального пацана, кем ему приходится та девчонка. Он ответил, что она его жена. Я извинился и тут же отвалил. Это все!

— А ты думал, что он с собою на юг мамочку привез, что ли? — спросила я.

— Это могла быть его сеструха, — объяснил Витя свои предположения, — вот я подошел и выяснил. Он ответил, и вопрос был решен. Чужая жена — для меня святое, если хочешь знать!

— Пока жив ее муж, — задумчиво закончила я его фразу и встала.

— Ты куда собралась? — спросил Витя. — Оставайся здесь! Валерия уже давно спит. Ты же в бегах, и каждый твой шаг на свежем воздухе может стать последним!

Он был прав, но признаваться в этом мне не хотелось.

Не хватало еще, чтобы он предложил мне ночлег и половину своей кровати! Это было бы пошлым перебором.

Я взглянула на свои наручные часы: было почти два часа ночи, а я все еще не знала, где голову приклоню. Давненько я не пребывала в таких неинтересных обстоятельствах!..

Не говоря больше ни слова, я встала, подошла к Виктору, нагнулась и дернула его за больную руку.

Он взвыл и потерял интерес ко всему на свете, кроме себя, любимого.

Я сняла с Вити брючный ремень; закинув ему руки за спину, связала их и, подтолкнув, уронила Витю на пол, носом к стене, чтобы не подглядывал по своей привычке. А то еще ему примерещится, что он и в меня влюблен!

В таких условиях можно было попытаться хоть как-то уснуть. Хочется надеяться, что Витя не храпит.

Что же еще оставалось делать бедной девушке, если ей негде спать, а понятие о девичьей чести имеет для нее значение?

Я наконец-то скинула туфли и умылась на чужой кухне, вытеревшись чужим полотенцем. Противно, конечно, да никуда не денешься.

Очень надежно перевязанный и аккуратно положенный на бочок, Витя не подавал признаков жизни, но, разумеется, он и не умер: я проверила четкое биение его пульса и, перестелив постель, спокойно улеглась на нее.

Бесконечный день наконец заканчивался, и, надо сказать, не в самом худшем своем варианте.

Я задвинула на окошке занавески, но все равно они не закрывали окно полностью: сверху оставалась еще полоска, через которую при желании можно было подсмотреть за одинокой девушкой, но я решила не давать поводов и выключила свет.

В темноте стащив с себя кожаную сбрую, я завернулась в простыню, снова включила свет и завалилась на кровать читать подобранную в сумке у Вити книжку Бунина.

Честно говоря, я больше перелистывала, чем читала, потому что мысли мои были вовсе не рядом с Буниным.

Перед сном я решила на всякий случай поинтересоваться у гадальных косточек своим ближайшим будущим.

Мне вдруг подумалось, что они могут мне сказать что-то приятное, а то уже надоело слышать сплошные гадости.

Надежды оказались тщетными.

Расклад вышел следующий: 15+5+36 — «Сохраняйте юмор! Что бы ни случилось, только вам решать».

Я задумчиво почесала кончик носа и отмахнулась от привязчивого комара.

К сожалению, и так ясно, что решать только мне, и ничего уже с этим не поделаешь.

Давненько я не попадала в такую пиковую ситуацию и сейчас подумала почему-то о Володьке Степанове. Интересно, он уже знает новости о некой своей знакомой или, будучи в северном отпуске, совершенно оторван от мира?

Внезапно тишину кемпинга прорезал женский крик. Это был крик ужаса, скорее даже какой-то страшный вопль.

Я вздрогнула, и у меня мгновенно выступила на лбу испарина.

Вскочив с кровати, я подбежала к окну: ничего не было видно, но почти сразу же послышались мужские крики и топот множества ног.

Витя пришел в себя и заворочался на полу.

— Что это было, как ты думаешь? — громко спросил он, пытаясь посмотреть на меня через плечо, но у него это не получилось.

— Ты пока не шуми, ладно? — попросила я его. — И так на улице слишком шумно.

Он бестолково повел глазками и уронил голову на грудь: наверное, решил уснуть.

Я продолжала смотреть в окно, но вся информация снаружи была лишь слышна, но не видна.

Несколько человек пробежали рядом с домиком, где находилась я, но пробежали они с другой стороны, и я никого не сумела разглядеть.

Решив во что бы ни стало узнать, что же происходит за стенами домика, я быстренько снова облачилась в шорты с безрукавкой, поморщившись, влезла в туфли, осторожно, на цыпочках, подкралась к входной двери и, прислушиваясь, оттянула ручку замка и приоткрыла дверь.

Тут-то меня и поджидал очередной сюрпризец: на крыльце домика стоял Мандибуля, из-за его плеча выглядывали две волосатые рожи. Третьим был Геноцид.

Резким ударом ноги Мандибуля распахнул дверь, а я, отлетев к стене, не успела сгруппироваться и ударилась затылком о водопроводную трубу, за каким-то чертом проведенную именно в этом месте.

Однако не растерялась и, перескочив необходимые два шага до двери в комнату в одном прыжке, бросилась туда — здесь у меня лежал не только Витя, но и его пистолет рядом с книжкой Бунина.

Наклонив по-бычьи голову, Мандибуля бросился вперед. В раскрытую дверь домика вбежали оставшиеся его байкерские братки и захлопнули за собой дверь.

Я влетела в комнату и успела бы схватить пистолет, но тут Витя, приободренный шумом и понадеявшийся на помощь, неизвестно вдруг откуда появившуюся, оттолкнулся от стены то ли коленями, то ли толоконным лбом и выкатился прямо в проход.

Не ожидая подобного маневра, я споткнулась об него и грохнулась на пол, не дотянувшись до кровати, где лежал пистолет, каких-то нескольких поганых сантиметров.

Опершись руками об пол, я собиралась вскочить на ноги, но тут на меня сверху навалилась неподъемная человеческая масса.

Я рванулась было влево, потом вправо, однако, получив качественный удар по голове, потеряла одновременно и резвость, и координацию.

Ноги и руки мои были припечатаны к полу, и я поняла, что просто задавлена многократно превосходящими силами противника.

Перестав сопротивляться, я решила сберечь остатки сил в ожидании других возможностей освобождения.

Ничего смешного не было в мелькнувшей мысли о том, что, приехав на юг отдохнуть, я не только столкнулась тут с идиотским обвинением в убийстве, но могу еще вдобавок быть изнасилована толпой немытых байкеров.

Тяжело дыша, Мандибуля сел на кровать и, покосившись на раскрытую книгу Бунина, небрежно смахнул ее на пол.

Хватка, сжимавшая меня, ослабла, и меня подняли с пола.

Я стряхнула с себя руки двух придурков, с риском для жизни справившихся со слабой девушкой, и спросила, чем, собственно, обязана?

Мандибуля, поигрывая пистолетом, показал на кровать рядом с собою.

— Клади задницу, мамочка, — пробурчал он.