Марина Серова - Пикантные подробности

Второй — моложе и, разумеется, повыше — сидел сбоку от председательского стола и листал бумаги, лежащие перед ним на столе в папке.

— Это вы? — выкрикнул Канторович, подбегая ближе. Что за радость у человека смотреть на женщину снизу вверх?

— Кажется, — кивнула я, — а это вы?

Григорьев кашлянул и начал крутить официальные витиеватости:

— Лев Давидович, это частный детектив Иванова Татьяна Александровна, Татьяна…

Канторович отмахнулся от него и сразу пожал мне руку:

— Иванова — это псевдоним? Оригинально! — Он чмокнул губами и, показав нам на кресла, опять забегал по ковру.

— Никакой шумихи и официальности! — выдал он резко и без вступлений. — Самое главное — сроки! — после следующего пробега: — Я хочу знать четко!

Выдав эти тезисы, Лев Давидович словно выдохся и медленно направился к своему креслу.

Мы с Григорьевым уже сидели за конференц-столом напротив друг друга.

— Моя фамилия Котляревский, — подал голос молодой, примерно тридцатипятилетний, мужчина, сидевший над бумажками, — я буду осуществлять общую координацию… — Он помялся, покосился на тестя и закончил: — Процесса.

Я наконец-то рассмотрела его. Светловолосый, с очень аккуратной прической, темный костюм в мелкую полоску и кричащий галстук. Он казался очень вдумчивым и осторожным в словах и поступках.

— Да! — раздраженным голосом сказал Канторович.

Он посмотрел на меня и поднял брови, словно удивляясь, какого черта я здесь делаю, если он уже все сказал.

Пауза затянулась, и Котляревский опять поднял свою опущенную голову, Григорьев зашевелился в кресле и стал делать непонятные движения руками, очевидно, привлекая мое внимание.

— Можно мне сказать? — спросила я у босса.

— Конечно, я же жду! — тут же ответил он.

— Мне нужно содействие вашей охраны и допуск на квартиру…

Канторович замахал руками:

— Семен все организует. Еще?

— Возможно, придется много ездить…

— Вот с ним будешь ездить, — Канторович показал на Григорьева, — еще?

— Гонорар 1000 долларов в день плюс спецрасходы, плюс страховка.

Теперь уже паузу дал Канторович и подергал себя за крылья носа, потом ткнул в Котляревского:

— С Семеном обсудите. Еще? Все?

— Почему с ним, а не с вами? — удивилась я.

Все трое, не мигая, взглянули на меня, и, похоже, каждый подумал одно и то же.

— Согласен, — вздохнув, сказал Канторович. — Еще? Все?

— Пока все, остальное, я думаю, будет решаться в рабочем порядке, — сказала я.

Канторович поднялся:

— Рад был познакомиться!

— Я тоже… И, кстати, забыла, — он мгновенно напрягся, — я должна увидеть видеозапись!

— Зачем? — впервые за все время Лев Давидович задал вопрос медленно и тише, чем обычно.

— Мне нужно посмотреть помещение.

Он моргнул, бросил взгляд на Котляревского, тот — на него. После чего Канторович подозрительно взглянул на Григорьева и ответил мне:

— Согласен.

Еще раз вздохнув, Канторович спросил Котляревского:

— Где она?

— У вас в портфеле, Лев Давидович.

Канторович махнул мне:

— Сегодня увидишь. Теперь все?

— Все, Лев Давидович.

На этом аудиенция окончилась. Мы с Григорьевым вышли и начали спускаться по лестнице.

— Куда сейчас? Командуй, шеф! — обратился он ко мне.

— Шеф у нас ты, а едем мы на место действия, — ответила я, — в квартиру то есть, где она находится?

«Белая башня» была видна со всех сторон. Она возвышалась и над гостиницей «Московской», стоящей от нее на квартал выше, и над комплексом зданий областной администрации. Я еще ни разу не бывала внутри «башни», но не испытывала особого пиетета к ее помпезности. Даже более того: как коренного горожанина она не могла меня не раздражать излишеством внешних наворотов. Вот уже лет пять, как торчала эта «башня» на самой границе старого и нового города, а все равно казалась не на своем месте.

Мы подъехали, и Григорьев оставил машину чуть ли не за поворотом от «Белой башни». Когда архитекторы впихивали сюда сей плод освобожденной мысли, про стоянку-то они и забыли.

Мы подошли к первому подъезду, и Григорьев, сверившись с записью в блокноте, набрал на двери цифры шестизначного кода. Лифт на третий этаж подниматься отказывался, очевидно, это было мудро задумано для поддержания физической активности местных жителей. Мы остановились перед квартирой № 6. Дверь квартиры, сделанная из массива красного дерева, была снабжена домофоном и видеофоном, великолепным выпуклым глазком и литым дверным молотком.

Прибамбасы, о которых говорил Володька Степанов, начались уже у порога квартиры Пасюков.

— У вас есть ключ, или нам откроют? — спросила я Григорьева.

— Прислуга извещена, она меня знает в лицо, — ответил он и нажал кнопку домофона.

— Это вы, Алексей Иванович? — послышался из динамика голос, слегка искаженный фоном.

— Да, Оленька, принимай гостей!

Щелкнул замок, и дверь отворилась наружу. Я вошла первой и едва не поскользнулась на плитках пола, Григорьев предусмотрительно поддержал сзади под локоть.

— Это последняя линия обороны против налетчиков? — недовольно спросила я у него.

— Предпоследняя, — произнес он, — последняя сейчас подойдет, если не дрыхнет где-нибудь.

Последний бастион защиты квартиры не дрых, он пришел, повиливая хвостом, лениво зевая и обнюхивая воздух. Это был здоровенный и противный мастино-наполитано с красными глазками и слюнявой пастью, обрамленной глубокими породистыми складками. Не доходя до нас нескольких шагов, он не лег, а рухнул на пол и, шумно выдохнув, закрыл глаза.

В конце длинного коридора показалась женская фигура. Это была среднего роста худенькая девушка, крашеная блондинка в ситцевом халатике.

— Здравствуйте, — приветливо поприветствовала она нас, и Григорьев, выйдя вперед, указал на меня:

— Знакомься, Оленька, это новый следователь по особо важным делам Иванова Татьяна.

— Здравствуйте, — равнодушно кивнула мне Оля, но в глазах ее мелькнула настороженность. Она быстро отвела взгляд и спросила у Григорьева:

— Я вам нужна или можно своими делами пока…

— Иди, иди, занимайся, конечно, нужна будешь, позовем.

Оля скрылась в одной из боковых комнат, а меня Григорьев повел через весь коридор в каминный зал, скромно обставленный мебелью: только кресла и телевизор с видеомагнитофоном в углу на тумбе. Даже журнального столика не было. Сам зал был размером примерно пять на семь метров.

— Вот здесь все и произошло, — махнул рукой Григорьев.

Я стала осматривать место совершения преступления. Следов здесь уже никаких просто быть не могло, но меня интересовало другое.

— А можно походить по всей квартире? — Я хотела точно решить для себя: есть ли какая-то вероятность, что сюда мог забраться посторонний человек.