Евгения Михайлова - Город сожженных кораблей

– Но там будем вскрывать, если что, – мечтательно-маниакально произнес Вася.

– Посмотрим. Человек может быть вообще ни при чем. Он всего лишь с одной девушкой зашел к соседу, где была другая девушка. Так получилось, что одна убита, другая не выходит на связь и нигде не светится. Нам не дадут ордер.

– Если мы будем просить его, – философски заметил Вася. – А получилось странно, тебе не кажется?

Элиза изо всех сил старалась не проявить страха. Она даже улыбнулась Петру.

– Вообще-то в постель к тебе я не собиралась. Просто гуляла по этажу, делать нечего, ты, скажем так, занят. Дверь была приоткрыта, и я увидела этот портрет. Засмотрелась. Такая работа отличная, а ты никогда мне не показывал.

Элиза говорила эту ерунду, а думала о том, что Петр еле на ногах стоит. То есть иначе быть не может. Он столько выпил. Он не спал и ничего не ел. Она сейчас как-то отвлечет его внимание и быстро выскочит в открытую за его спиной дверь. Правда, она очень неудачно стояла: рассматривая портрет как можно ближе, она оказалась с другой стороны его огромной кровати. Пока она будет ее обходить, он сможет перегородить ей проход. Элиза еще ближе подошла к портрету, протянула руку вперед, показывая ему на украшение туники.

– Это просто удивительно, как тебе удалось поймать солнечный луч в этом топазе. Я глаз не могу оторвать.

– Да что ты говоришь! – проговорил он, и она содрогнулась от того, что язык его больше не заплетался, а глаза смотрели пристально и недобро.

На Петра перестал действовать алкоголь! Он пьет и трезвеет. Вот теперь это действительно ловушка. Она провела здесь столько дней фактически добровольно. Ей просто говорили, что убьют Валерию, если она уедет. И у этого было на самом деле логичное объяснение. Она – свидетель того, что Валерия в ее одежде отсюда куда-то уехала. Они могли не знать, сказала она что-то сестре или нет. Элиза считала, что Леру обманули какие-то насильники, потом выпустят и скроются. Теперь ей понятно другое: этим людям нужно было время для того, чтобы убить Валерию и потом замести следы. Или… Валерия с ними, и преступление совершено против их общего отца. Элиза вспомнила бесконечные истории о разного рода вымогателях. Она подумала и о том впервые, что Валерия – незаконная и брошенная папой дочь. Она – алчная. Ее мать, судя по твердому и недоброму взгляду на этом портрете, может быть мстительной. А если они похитили не Валерию, а как раз папу, пытали, заставили написать завещание на одну дочь, а потом… Дальше развивать эту версию Элиза не могла. Теперь ей не просто выбраться из дома человека, который перестал быть пьяным, но, похоже, озверел. Возможно, он считает, что ее выпускать опасно. Возможно, он вообще свихнулся. Их силы, мягко говоря, неравны.

– А что я не так говорю? – заговорила она обычным тоном, как будто всё, как раньше, когда она могла общаться с ним, как с другом. – Кстати, почему ты никогда не показывал мне этот портрет? Это лучшее из того, что я у тебя видела. И кто эта красивая женщина?

– Это дорогая б… Которая мне всю жизнь не по карману. Но она так любит это дело, что дает мне иногда совершенно бесплатно. Из-за нее я и не женился. А вдруг она захочет меня, а дома жена… Такой у нас сюжетец. А ты решила в дурочку поиграть?

– Не поняла.

– Да поняла. Я хорошо тебя знаю. После Лиды ты вторая женщина в моей жизни, которую я так хочу. Но в отличие от нее ты плевать на меня хотела. Я для тебя – прошлогоднее дерьмо.

– Какой бред! Мы – друзья. Ты сделал столько моих отличных снимков, мы хорошо общались, ты никогда ничего такого не предлагал. Я понятия не имела, есть у тебя кто-то или нет. Я думала, у нас отличные, человеческие отношения. Но ты не сказал, почему я решила в дурочку поиграть, как тебе кажется?

– Потому что я тебя знаю и сказал уже об этом. Потому что ты не могла не понять, что на портрете мать твоей сестры. Они очень похожи, многие путают.

– Я тоже сначала подумала, что это Валерия.

– А потом поняла, что нет. Потому что у дорогой проститутки родилась дешевая прошмандовка. И никаких ее портретов я не делал. Скажу тебе как фотограф. Из дешевой женщины сделать дорогую никакой фотомастер не сможет. Вот ты – дорогая женщина, еще более дорогая, чем Лидия. Вот я тебя и снимаю. Так ты не сказала, почему соврала?

– Я не соврала, я просто не была уверена в том, что это мама Леры. Я ведь ее не видела.

– А что ты вообще делаешь в моей спальне?

– Интересный вопрос. Я на него уже отвечала. Пока ты пьешь на кухне, я даже туда поесть зайти не могла. Боюсь пьяных. Ждала, пока ты протрезвеешь. Я гуляла по площадке, увидела открытую комнату, вошла.

– Да что ты говоришь! Так все просто? У тебя? Не бывает у тебя ничего просто. Ты могла сто раз отсюда свалить. Но сначала я был слишком трезвый, потом слишком пьяный: ты выйти боялась – только сейчас ты решилась что-то поискать. Что?

– Боже! Какая конспирология! Да. Я хотела найти какой-то телефон. Наверное, ты знаешь, что из моей сумки пропали телефон и документы. Мне нужно позвонить родителям, непонятно?

– Такая мамина-папина дочка?! Меня душат слезы. Да ты им можешь месяц не звонить. Так было, когда ты с твоим кренделем наняли меня фотографом, путешествуя по Европе.

– Но у меня был айфон, ноутбук, мама звонила по скайпу. Разницу понимаешь? Они могли со мной связаться в любой момент, зная, что я не люблю звонить. Сейчас они не могут!

– Понимаю, – вдруг спокойно, без всякой агрессии сказал он. – Бери телефон, звони.

Петр достал смартфон из нагрудного кармана джинсовой рубашки и протянул Элизе. Ей вдруг показалось, что его помешательство, вызванное алкоголем, прошло. Она облегченно вздохнула, подбежала… Он одной рукой больно схватил ее за плечо, другой сунул телефон обратно в карман.

– Вот теперь ты попала. Идиотка. Ты осталась шпионить? Ты решила, что так легко меня сдашь? Да ты никуда теперь не выйдешь. А могла свалить только так. Ты не выйдешь никогда! Даже мертвой. Как твоя сестричка. Грохнули ее уже давно!

В машине Сергей пробил телефоны и точный адрес загородного дома Петра Андреевича Голикова. Но сначала они проезжали дом Сечкина.

– А давайте навестим Игорька, – предложил Сергей. – Как-то он у нас все время не при делах. И не знает никого, и ничего не видит. И камеры слежения у него такие же, как он, – лживые. А техника – последнее слово. При его скупости и богатстве каждый человек, который войдет в дом, должен быть запечатлен до мельчайших деталей. А тут практически спина везде. Незнакомого, как он говорит, типа. Я хочу на свои видео взглянуть. Я не знал сначала, где камеры.

– Не понял, – сказал Вася. – Мы вроде нового подозреваемого едем искать. Что за спешка – опять слушать бредни этого дятла? Голиков увел двух девушек. Одна убита, другая – неизвестно.