Мария Спасская - Магическая трубка Конан Дойла

— Боже мой! — выдохнул Дойль. — Джин, дорогая! Эллис Пауэлл через мистера Гудини посылает нам весточку!

— Да нет же, в тот момент я думал совсем о другом Пауэлле, Фредерике Юджине! — принялся протестовать фокусник. — Это мой близкий друг, он на днях прислал мне письмо!

Но сэр Артур ничего не желал слышать.

— Да нет же! Нет! — упрямился он. — Это наш Пауэлл говорит через вас, Гарри! Вы можете этого не понимать. Ваш талант медиума просыпается независимо от вас и дает о себе знать!

— Не смейте называть меня медиумом! — вспылил иллюзионист.

— Что такое, мой друг? — изумился писатель. — Вы чем-то расстроены? Я же прекрасно видел, что во время сеанса вы были поражены, впечатлены и тронуты.

— Я сохранял полную невозмутимость, — отчеканил иллюзионист. — Но все мои надежды ощутить присутствие матери никак не оправдались. Моя несчастная мать, венгерская еврейка, изъяснялась на ломаном английском, а уж писать и вовсе не умела!

— Не имеет ни малейшего значения, что ваша мать была безграмотна — она ведь всего лишь передавала сообщение, а писала-то леди Дойль! — горячо возразил сэр Артур.

— А я полагала, что суть «автоматического письма» заключается в том, что рукой медиума водит дух покойного, — проговорила Бесс.

— Да будет вам известно, дорогая, — язвительно откликнулась Джин, — что духи постоянно повышают свой образовательный уровень, и матушка вашего мужа в лучшем из миров вполне могла овладеть английской грамотой.

— И потом вряд ли она, иудейка по вероисповеданию, стала бы рисовать крест! — задумчиво продолжал Гудини. — И так уж совпало, что сегодня у нее день рождения, но она ни словом об этом не обмолвилась!

— Какая черная неблагодарность, — надула губы Джин. — Мы с вами, сэр Артур, хотели из искреннего сострадания дать сыну возможность пообщаться с матерью, как-то утешить его и примирить с утратой! И что получили в ответ?

— Этот сеанс, — в голосе Гудини послышались стальные нотки, — явился окончательным подтверждением того, что спиритуализм — сплошной обман. Разумеется, я вовсе не считаю, что вы намеренно вводили нас в заблуждение. Просто вы сами заблуждаетесь.

— Вы человек узколобый и неблагодарный! — выкрикнул Дойль. И с обидой добавил: — В вас говорит комплекс маго-Гудинитис!

В пылу полемики вся компания спиритов поднялась из-за стола, и гости направились к дверям. Хозяева им не препятствовали. Джин сжала виски пальцами и, торопливо попрощавшись, скрылась в спальне. Сэр Артур, насупившись, стоял, отвернувшись к нерастопленному камину. Как единственный не обиженный на гостей, Альфред направился к дверям, чтобы проводить их, и сильно удивился, когда адвокат Эрнст приотстал и шепнул ему на ухо:

— Прошу вас, спуститесь через десять минут в ресторан, мне нужно сказать вам несколько слов.

Когда за гостями закрылась дверь, секретарь взял трость, надел шляпу и, обращаясь к патрону, сердито дымящему трубкой, проговорил:

— Сэр Артур! Вы не возражаете, если я пройдусь перед сном?

И, получив в ответ сердитый кивок, вышел из гостиничного номера. Спустившись по лестнице, Альфред Вуд вошел в ресторан и увидел за дальним столиком приятеля иллюзиониста. Адвокат потягивал виски и, заметив секретаря, дружески махнул ему рукой. Как только Альфред устроился за столиком напротив адвоката и заказал себе шерри, тот заговорил:

— Мистер Вуд, я очень уважаю вашего хозяина. Он гениальный писатель, и для меня невыносимо смотреть, как из него делают дурака. Я дал слово Гудини, что не расскажу Конан Дойлю секрет его вчерашнего фокуса. Но я не давал слова, что не расскажу его вам. А уж вы, сделайте одолжение, расскажите все патрону. Он должен знать, что духов нет.

— Это очень благородно с вашей стороны, мистер Эрнст, я глубоко тронут вашей заботой, — тепло улыбнулся Альфред, не веря в удачу. Это же надо! Открыть тайну фокуса именно ему и попросить передать все патрону! Попросить человека, который и делает из Дойля дурака! — Ну, разумеется, я передам ваши слова сэру Артуру.

— Пока мы с Дойлем гуляли по улице, Гудини заменил пробковый шарик в банке с краской на точно такой же, но внутри которого имелся стальной сердечник. Когда Дойль вернулся в дом, фокусник тут же попросил его предъявить бумажку со словами якобы для проверки, хорошо ли она сложена. Гарри молниеносно подменил листок и вернул писателю такой же, но пустой. Пока сэр Артур был занят вылавливанием шарика из белил и на отлете, чтобы не испачкаться, нес его в ложке к доске, Гудини передал содержание записки своему ассистенту, находящемуся за стеной. Помощник раздвинул окошко в панели за книжными полками, на которых висела грифельная доска, — замечу, место, выбранное сэром Артуром, чтобы повесить доску на стену, было не случайным. Это единственное место, пригодное в комнате для этой цели, — так вот, помощник выставил в образовавшееся отверстие трость с сильным магнитом на конце, притянул к магниту шарик, который все еще держал Конан Дойль, и написал нужную фразу. Затем Гудини попросил сэра Артура вернуть ему сложенный лист бумаги, чтобы проверить совпадение задуманной и появившейся на доске фразы. «Прочитав» на пустом листке «Мене, текел, фарес», Гудини вернул Дойлю настоящую записку. Очень прошу, расскажите об этом сэру Артуру.

— Мистер Эрнст! Я обязательно передам хозяину все, что вы мне только что рассказали.

Альфред Вуд поднялся из-за стола и склонил в учтивом поклоне расчесанную на пробор голову. Он скорее откусил бы себе язык, чем открыл бы Конан Дойлю правду.

Дельфинья бухта. Наши дни. Лиза

Вроде бы Кузьма был тот же самый, что и несколько часов назад, когда я с ним только познакомилась, но, однако, я чувствовала, что неуловимо он изменился. От гнома больше не струились флюиды спокойствия, а исходила скрытая угроза. Лицо осунулось и побледнело, фигура утратила прежнюю крепость, словно из юноши капля по капле уходила жизнь. Да теперь его уже и нельзя было назвать юношей. За несколько минут разговора с моим отцом Кузьма преобразился из упитанного розовощекого юнца в желчного типа средних лет со следами былой привлекательности на исхудавшем лице. Не сговариваясь, мы двигались пыльной дорогой по направлению к больнице, и мой спутник, глаза которого сделались колючими, хотя рот продолжал улыбаться, сиплым голосом говорил:

— Я безумно рад, Лиза, что вашего отца хватил удар. Я очень рассчитывал, что так оно и будет. Как увидит Мишка трубку, так сразу поймет, кто передал ему привет. И слабое сердечко не выдержит. Почему это он вдруг решил, что вы, Лиза, должны унаследовать то, что создавалось моим трудом? Ведь прибор лазерной сварки изобрел я! В авторских правах стоит мое имя! Я тоже хочу, чтобы мой сын жил богато. Имею право? Само собой, имею. Я, Радий Полонский, впервые задумался о семье. И хочу получить причитающуюся мне часть прибыли от нашего с Басаргиным бизнеса. Да-да, не смотрите на меня так. Я не свихнулся. Когда-то мы с вашим отцом были компаньонами и имели общий бизнес. И Мишаня меня предал. Он попросту от меня избавился, отправив в сумасшедший дом. Я много лет жил мечтой восстановить справедливость. Я знаю о Мишане все. О жене его неврастеничной и о дочери, страдающей аутизмом, единственным другом которой является гном из детской книжки. И о муже дочери знаю. И о внуке, тоже обожающем книжного гнома.