Клод Изнер - Всюду кровь

Так что, когда она постучала в мою дверь одним прекрасным майским утром, я обрадовалась и одновременно удивилась. Она выглядела страшно усталой. Что заставило ее бросить театр? Она мне все рассказала, она мне доверяла. Да, Миро, вам наверняка кажется странным, что человек, переживший страшное предательство, еще способен кому-то доверять? Ее история меня потрясла. Вы ее использовали. Она говорила, что чувствует себя ничтожеством, не видела больше смысла в жизни, была так разочарована, что у нее пропал всякий интерес к чему бы то ни было. Ее раздирали страх, гнев и боль. Я не знала, как ее утешить. Я обещала защищать ее. Мы проговорили всю ночь. До сих пор не могу забыть атмосферу той майской ночи, то, как Мари-Джо, свернувшись в кресле, оплакивала свою разбитую жизнь. Не могу забыть ее страдания. В ту ночь я решила действовать.

Наутро я предложила ей прогуляться. Она не хотела выходить из дома. Я обещала ей, что там, куда мы поедем, нам точно никто не встретится. В конце концов, она согласилась. Стояла жара. Тропинка шла по предгорьям Севенн, над плато Кос, а затем уходила в каштановую рощу и спускалась к самому плато. Это пустынный, безлюдный край, горы там голые и плоские, кажется, что ветром с них сдуло всю растительность. Там нет ни домов, ни полей. Я оставила машину у холма, заросшего миртом и можжевельником. Прямо за холмом зияла глубокая пропасть. Идеальное место и идеальное время – было позднее утро, когда солнце уже стоит высоко в синем, будто бы непрозрачном небе. Мы обогнули холм – я хотела показать Мари-Джо место, где останавливался Стивенсон. Она шла машинально, ничего вокруг не замечая, не произнося ни слова. Мы остановились между двух больших камней. Я спросила ее, видит ли она развалины фермы на горе, как раз напротив того места, где мы стояли. Она сложила руку козырьком. Я сделала шаг назад, набрала в легкие побольше воздуха, удивляясь тому, как это на самом деле легко, вытянула руки и изо всех сил толкнула ее в пропасть. Удар – и все. Нагнувшись, я увидела ее внизу, метрах в двадцати: казалось, она свернулась клубком в зарослях колючего кустарника. Я спустилась вниз, дотронулась до нее – она не шевельнулась. Я решила, что она уже мертва. Но когда я перевернула ее на спину, то увидела, что она еще дышит, несмотря на огромную рану в животе: упав, она напоролась на острые обломки гранита. Я сняла с нее кольцо и серьги, приподняла за плечи и дотащила до расселины в скале. Она повалилась туда без единого вскрика. Я тщательно заложила расселину большими белыми камнями, лежавшими в высохшей, рыжей траве. Я содрала кожу на руках, исцарапала себе все ноги, но когда все закончилось, испытала облегчение. Мари-Джо будет покоиться с миром, больше никто не посмеет ее обидеть. Если животное страдает, его нужно убить.

Я села в машину. Вернувшись домой, я сожгла документы Мари-Джо, выбросила ее ключи в колодец. Я оставила себе лишь ее книгу и украшения. Покончив с этим, я приняла душ и растянулась на постели, наугад раскрыла «Путешествие с ослом в Севенны» 1 [63]: я была уверена в том, что мой дорогой Роберт Стивенсон найдет для меня подходящие слова. Я не ошиблась. Вот что я прочла: «Разве вы не раскаиваетесь в своих преступлениях?

Я не совершал преступлений. Моя душа подобна тенистому, полному прохладных источников саду».

Я представляла себе Мари-Джо: она гуляла по райскому саду, среди источников с прохладной водой. Она благодарила меня за то, что я ее спасла. И просила меня отомстить за нее.

Бетти Грин приблизила лицо к лицу Миро:

– Вам понравилось, душечка? Сказка, достойная пера братьев Гримм? Но это еще не конец. В каждой сказке есть мораль.

Миро сжал кулаки. Сердце билось уже где-то в горле.

– Вам наверняка хочется узнать, где Лора? – продолжила Бетти Грин. – Она здесь, рядом, я заперла ее в шкафу, а перед этим уговорила попробовать напиток моего собственного приготовления. Не переживайте, она еще дышит. Слышите, как она стучит в стену? Но мы все предусмотрели. Ничто не сможет изменить написанный нами сценарий, даже любовь, которую ты к ней испытываешь. Ты ничего не можешь сделать, это конец, она умрет. Твоя Лора умрет, Миро.

Миро сжался от ужаса. Бетти Грин вдруг превратилась в Парку, жуткую богиню, вершащую судьбы людей. Ее низкий, прерывистый голос утратил все интонации, совершенно лишился акцента, сделался невозможно резким и высоким: он взрывался краткими, свистящими фразами, напоминавшими шипение разозленного зверя. «Господи боже ты мой, Лора, Лора». Стук в соседней квартире – никакой не ремонт, это была она, это она стучала в стену. Стучала все слабее, все реже. Он неистово дернулся, пытаясь высвободиться из своих пут.

– Хватит дрыгаться как червяк. Твоя смерть – еще не конец света, человечество вполне обойдется без тебя.

Миро перекатился на спину. Кляп глушил звуки, рвавшиеся у него из горла. В этот момент он понял, что может испытывать ненависть. Никогда в жизни он не будет ненавидеть кого-либо больше, чем эту женщину. Приподняв связанные ноги, он изо всех сил ударил ими Бетти Грин. Та громко выругалась и пнула его ногой в бок. От боли у Миро перехватило дыхание, глаза наполнились слезами, и он отключился.

Он пришел в себя от резкого запаха. Бетти Грин уселась по-турецки рядом с ним – внимательно глядя на него, она водила у него перед носом зажженной сигаретой. Она провела пальцем по его влажным щекам.

– Давай-ка успокойся. Не вынуждай меня снова так поступать. Кого люблю, того и бью, как говаривал мой отец, когда я была совсем маленькой.

Миро не двигался, не сводил глаз со стены, за которой задыхалась Лора. Нужно избавиться от кляпа. Он повернул голову и прижал к пластырю язык, пытаясь намочить его с краю и отлепить его.

– Рано спать, Миро. Посмотри на меня.

Ее резкий голос парализовал Миро. Склонившись над ним, Бетти Грин выдыхала ему в лицо сигаретный дым. Он согнул ноги, пытаясь растянуть связывавшие его веревки, и одновременно сумел поднести руки ко рту. Пластырь отклеился, но Бетти Грин тут же сильно ударила его по лицу. Он почувствовал, как камень на ее кольце расцарапал ему висок. Какая-то теплая жидкость струйкой потекла вниз, к губам. Вырвавшийся у него из горла крик утих, увяз, превратившись в бульканье. Все тело пронзила колющая боль.

– Заткнись немедленно! Идиот, она же тебя не услышит! – заорала Бетти Грин, колотя Миро кулаками. – Зачем ты заставляешь меня причинять тебе боль?

Миро больше не сопротивлялся. От боли и усталости у него помутнело в глазах. Бетти Грин продолжала осыпать его бранью. Этот голос был ему знаком. Он помнил эту шепелявость, он обратил на нее внимание еще на улице д’Опуль. Эта женщина. Что-то с ней было не так. Происходящее напомнило ему один старый фильм, который он когда-то видел по телевизору: мрачную историю о внеземных существах, похищавших у людей их земную оболочку и пытавшихся таким образом захватить Землю. Довольно скоро зритель совершенно переставал понимать, кто есть кто.