Марина Серова - Я стою миллионы

Галерея Торнтонов занимала последний, сорок второй этаж. Скоростной лифт доставил меня туда меньше чем за полминуты. Приличная скорость!

Умные стеклянные двери разъехались, молчаливо приглашая войти. Первый зал представлял собой некое подобие гостеприимного холла, где любой желающий мог приобрести каталоги, альбомы, открытки с репродукциями картин и фотографиями скульптур, выставленных в галерее.

Светло-бежевые стены служили нейтральным фоном для огромных рекламных плакатов с репертуаром проводимых галереей выставок, перед которыми толпился разношерстный люд.

Миновав холл, я прошла в следующий зал, тишина которого, изредка нарушаемая шепотом и приглушенными шагами посетителей, приятно контрастировала с перманентным жужжанием и шелестом, стоявшими в холле.

Бледно-серый цвет стен как бы дополнял звуковой вакуум этого стерильного параллелепипеда. По стенам довольно свободно были развешаны картины современных художников.

Обойдя зал по периметру, я остановила свое внимание на паре неплохих морских пейзажей итальянского автора К. Карра, один из которых — «Пиния у моря» — напомнил мне пейзаж с фотографии, обнаруженной в ящике стола Сердюковой.

Тот же белый прямоугольник стены, песчаный берег и морская лазурь, только вот ни одной фигуры. Лишь сохнувшая на солнце рубаха намекала на присутствие человека.

Следующий зал был овальной формы, нарочито грубая поверхность его бетонных стен являлась фоном для прихотливых авангардистских инсталляций.

Люди кучковались здесь как в холле, с интересом наблюдая, как наполненные газом шары, подобно огромным красным бутонам трепетавшие на тонких нитях-стеблях, вдруг неожиданно один за другим начинали взлетать к потолку, поднимаясь вместе с горшками, к которым они были привязаны.

Все это действо сопровождалось дружным хохотом, криками, возгласами удивления. Непонятно, чему больше радовались люди — самому спектаклю или тому до глупости простому механизму, которому он был обязан: вода, находящаяся в «горшках», постепенно вытекала через небольшие отверстия, просверленные в них, тем самым позволяя шарам подниматься, а так как отверстия были разного диаметра, то шары поднимались не все разом, а поочередно.

В соседнем зале, где холсты были подвешены на длинных шнурках, закрепленных в потолке, царила непринужденная атмосфера богемной тусовки. Гарсоны легко лавировали между экспонатами и кучками ценителей поп-арта, разнося коктейли.

— Е-мое, Коля! — удивленно воскликнула я, когда в налетевшем на меня мужчине узнала своего приятеля. — Какими судьбами?

— Если уж такие далекие от искусства люди, как ты, бродят по галереям, — хлопнул он себя ладонями по ляжкам в раскованной американской манере, — так мне-то уж сам бог велел.

Николай Гладков некогда жил со мной в одном дворе. Мы не то что дружили, но общались довольно часто… Окончив восьмилетку, Гладков без всякого напряга поступил в художественное училище, а потом — в Академию художеств в Питере, тогда еще Ленинграде.

Потом наши пути разошлись, но Николай, как я слышала, был талантливым художником, выставлявшимся не только в Тарасове, Москве и Петербурге, но и за границей.

— У тебя здесь что, выставка?

— Так, несколько работ, — скромно ответил Николай, — а ты шикарно выглядишь!

— Спасибо, Коля, — поблагодарила его за комплимент.

Я действительно неплохо себя ощущала в своем прикиде, тем более что быстро адаптируюсь в любой ситуации: будь то воровской притон или светская гостиная.

— Нет, а все-таки каким ветром тебя сюда занесло? — Николай улыбнулся, его глубоко посаженные серые глаза внимательно смотрели на меня.

— На экскурсию приехала. Я, видишь ли, свой культурный горизонт расширяю, — попыталась отшутиться.

Он тряхнул головой, освобождая глаза от тонких сосулек модной мелированной челки.

— Это действительно так? — Склонив голову набок, Николай нервно теребил круглую серебряную серьгу в левом ухе.

— Ты что, не веришь? — усмехнулась я, видя как вытянулось его и без того длинное лицо.

— Не-а. — Узкая полоска его рта растянулась в хитрой улыбке.

— Коля, ты ведь знаком с Ридли Торнтоном. Что он за человек? — перевела я разговор в нужное русло.

— Ну, как тебе сказать. — Николай почесал затылок. — Если хочешь знать, кто здесь всем заправляет, так это Бриджит — его женушка. У этой бабы мужицкая хватка. Кроме всего прочего, она может позволить себе такое дорогое увлечение, как коллекционирование картин. Страсть к искусству, которая толкает ее на разные безумства, столь же огромна, как состояние ее папашки. Именно он финансирует ее сумасбродные идеи.

— И что же это за идеи? — вскинула я брови.

— Вот, например, сейчас она носится с этим чертовым поп-артом, один первый слог чего стоит. — Он похлопал себя по ягодице. — Дура-дурой, между нами говоря, продала Эрнста, Миро, Гриса, Магритта, Пикабиа, а накупила всякого дерьма, вроде того, что развешано и расставлено в третьем зале, видела?

Я неопределенно пожала плечами.

— Я против абстракционизма ничего не имею, но на х… такую дрянь скупать? — вопрошал в сердцах Коля. — А ты знаешь, сколько она за аренду платит? — Коля округлил глаза и прищелкнул языком. — Мне бы этих денег лет на пять хватило.

— А как же Ридли?

— А что Ридли? Он у нее под каблуком. Захоти она, и он останется нищим, как Иов.

— А ты можешь познакомить меня с ними?

— Да зачем тебе это? — недоуменно спросил Коля, крутясь на пятках с засунутыми в карманы свободных брюк руками.

— Нужно, — просто и неопределенно ответила я.

— Тогда пошли…

Коля без прочих расспросов взял меня под руку и повел в следующий зал, прихватив по дороге пару коктейлей.

— Ридли, познакомься с моей подругой, ее зовут Татьяна, — сказал Коля, когда мы подошли к стоящему вполоборота статному, немного грузному мулату с полоской аккуратных усиков над толстыми розовыми губами.

Ридли, обернувшись к нам, широко улыбнулся. Ослепительный жемчуг его зубов соперничал по цвету с белками глаз, черных, как бархатный мешочек, в котором я хранила додекаэдры.

— Хау ду ю ду. — Ридли в знак приветствия приподнял воронкообразный фужер.

— Здравствуйте, — улыбнулась я в ответ, — как здесь у вас мило!

— Да, неплохо, — скромно согласился он, — Бриджит постаралась.

Коля, незаметно для Ридли, бросил на меня полный иронии многозначительный взгляд: мол, и здесь он о жене трубит.

— Вы тоже из России? — вежливо осведомился Ридли и сделал небольшой глоток.

— Мы с Колей жили по-соседству, лет до пятнадцати.

— Вы интересуетесь современным искусством?

— Не совсем, — уклончиво ответила я, — скорее людьми, имеющими к нему отношение.