Марина Серова - Я стою миллионы

— А почему бы вам самой не спросить у него, — предложила Мари.

— Конечно, спрошу, если вы представите меня ему.

— Сразу же, как только он придет, — улыбнулась Мари.

— А как часто бывал у вас Фридрих Штерм?

— Примерно раз в месяц.

— А какие у него отношения с Жофруа?

— Они просто знакомые. — Поль кашлянул, прикрыв ладонью рот.

— Штерм покупал у Жофруа картины?

— Не раз, — коротко ответил месье Вилану, — Андре довольно часто навещал Фридриха в Амстердаме, некоторое время даже жил у него. Анн-Софи тоже ездила в Амстердам — развеяться.

Я подумала, не с Амстердама ли у нее началось увлечение наркотиками?

— А вот и Андре, — месье Вилану показал на направлявшегося к нам молодого человека среднего роста в шелковой рубашке навыпуск и черных брюках клеш.

Когда он подошел, Поль представил нас.

— Очень рад, — с наигранным оживлением сказал Жофруа, улыбаясь скорее не радостно, а скептически.

— Мадемуазель Иванова интересуется, не был ли ты в России, — встряла мадам Вилану.

— Был, — натянуто отозвался Андре, — меня приглашал знакомый художник.

— А когда это было? — Я разглядывала его худое загорелое лицо, мысленно сравнивая его с лицом на фотографии. Андре сейчас явно не в духе и скорее всего не склонен к разговорам. От той широкой улыбки с фотографии не осталось и следа, на его лице застыло высокомерно-отстраненное выражение.

— Два года назад, а что?

Я проигнорировала встречный вопрос.

— Если не секрет, с какой целью вы ездили в Россию?

— Я же вам сказал, меня приглашал знакомый, — с раздражением в голосе ответил Андре, — в анкетах на этот вопрос обычно отвечают — туризм.

— Вы были в Москве?

— Не только. Еще в Ленинграде и Тарасове, мой друг из Тарасова.

— Может быть, я его знаю, я тоже оттуда.

— Вот как? Какое совпадение! Моего знакомого зовут Николай Гладков.

— Вы не поверите, мы с Николаем выросли в одном дворе.

— Неужели, — вяло сказал он. Не знаю, чем кончился бы этот унылый разговор, если бы не подошедшая молодая девушка.

— Папа, мама, привет. — Она поочередно чмокнула своих предков и, обращаясь к Жофруа, капризно протянула: — Андре-е, почему ты не подождал меня? Этот Штерм невыносим — пристал со своими расспросами.

— Анн-Софи, детка, познакомься с нашей гостьей из России.

Мари Вилану представила нас.

Я узнала в ней девушку с портрета, висевшего в кабинете Барли Кеннета. Жофруа, верный принципу творческого преображения, немного приукрасил свою подружку, придав ее взгляду то молчаливое упорство, ту силу вопрошания и таинственной мечтательности, которая так поразила меня на картине. Оригинал выглядел прозаичнее. Или просто Жофруа удалось, что называется, «поймать мгновение».

— О-о, Андре мне рассказывал о России, — затараторила она, нетерпеливо перебирая пальцами с полдюжины колечек, вставленных в правое ухо.

На ней были штаны в обтяжку, у щиколоток неожиданно переходившие в клеш, топ ярко-салатового цвета, на шее развевался черный, стилизованный под страусовое боа шарф.

— Пойдем, Франсуа и Клер ждут нас, ты же обещал. — Она потянула Жофруа за рукав.

Сухо извинившись, он без особого энтузиазма пошел за ней.

— Если вы не возражаете, я осмотрю экспозицию. — Я поняла, что зря теряю время.

— Конечно, конечно, — Поль и Мари синхронно улыбнулись и вместе с Жаклин направились в сторону кабинета.

А я отправилась на поиски Анн-Софи. Мне нужен был Штерм, и я надеялась, что она познакомит меня с ним.

— Какого черта ты смеешься, ты что, не понимаешь, о чем идет речь? — Глухой, сиплый голос говорившего, сдобренный сильным не то немецким, не то скандинавским акцентом, придавал его раздражению дополнительную резкость.

— Перестань, Фридрих. — Я узнала голос Анн-Софи. — Ты же знаешь я всегда с тобой расплачиваюсь, рано или поздно. — Я представила ее капризно надутые губы.

— Расплачивалась! — негодовал Штерм (если, конечно, на этой вечеринке среди знакомых Анн-Софи не было еще одного Фридриха). — Думаешь, я не знаю, кто за тебя расплачивался?

Так получилось, что в поисках Анн-Софи я забрела в какой-то узкий коридор со множеством дверей, которые пыталась открыть одну за другой. Последняя справа оказалась незапертой. Что-то вроде кабинета, в углу которого оказалась еще одна дверь, приоткрытая. За ней-то и находились собеседники.

— Эрик пытался мне помочь в отличие от тебя, а ты озабочен только тем, как бы побыстрее набить себе карманы. — Мне даже удалось увидеть, как Анн-Софи тычет пальцем в грудь Штерма.

Штерма хорошо рассмотреть не удавалось, да у меня и не было такой задачи, зато было очень хорошо слышно.

— Скоро я смогу с тобой расплатиться, Андре обещал мне, — беспечно заявила Анн-Софи.

— Мне все равно, где ты собираешься брать деньги, но пока не расплатишься, товар не получишь.

— Мы так не договаривались, — плаксиво протянула младшая Вилану, — хотя бы пару доз, ты же знаешь, мне это необходимо.

— Можешь взять деньги у папочки с мамочкой, если уж на то пошло, — с издевкой предложил Штерм.

— Ты знаешь, что мои предки немного «ку-ку», но не до такой же степени. Ну, Фридрих, я тебя прошу.

— Ладно, последний раз. Но чтобы к концу недели деньги были.

Я увидела руку, протягивавшую Анн-Софи маленький пакетик.

— Спасибо, Фридрих, ты — душка. — Она снова повеселела.

В данный момент этот подонок для нее действительно был душкой.

Парочка направилась к выходу. Я была к этому готова и спряталась за открывшейся дверью. В тусклом свете торшера я увидела широкую спину Штерма и его лысеющую макушку.

У Жофруа, если верить словам Анн-Софи, вскоре должны появиться деньги. Может, он рассчитывает продать пару-тройку своих холстов? Не мешает посетить его квартиру, и сделать это нужно немедленно, пока он находится на вечеринке.

Я незаметно улизнула из галереи и, поймав такси, назвала адрес на Монмартре.

Такси остановилось на Римской улице у дома номер четыре. У Андре был такой несерьезный замок, что через полторы минуты я уже стояла посреди гостиной. Интерьер квартиры был оформлен в современном стиле: минимум предметов, максимум комфорта.

На стенах темными и светлыми пятнами выделялись развешанные полотна. Я направила фонарик на один из них: портрет молодого длинноволосого человека. Выполненный густыми, широкими мазками, в откровенно гротескной манере, портрет напоминал скорее дружеский шарж или смелую провокацию.

Начала я с ящиков стола в соседней комнате. Каждый ящик был заперт на ключ — пришлось повозиться. Уже во втором ящике я обнаружила нечто интересное…

— Фриц совсем оборзел, дал срок до конца недели, если я не заплачу, он меня с потрохами слопает! — сказала Анн-Софи.