Марина Серова - Рецепт предательства

Единственным моим горячим желанием было выложить Кире все как есть, сдать пароли и явки и с чистой совестью спать ночами, зная, что благодаря мне шайка циничных махинаторов прекратила свою деятельность. Но если бы я сделала это, в разряд обвиняемых попала бы и моя клиентка, а допустить этого я не могла.

Поэтому, сцепив зубы и все нехорошие слова произнося исключительно в уме, я сердито листала дело в поисках списка похищенных картин.

Он оказался не таким уж длинным. Вспомнив слова Тамары о том, что картины отбирались под заказ, я могла только порадоваться способностям этих ловкачей, даже воруя, сохранять здравый ум и твердую память и брать только то, что нужно.

Слово «Дюрер» в списке фигурировало только один раз, не оставляя сомнений: рисунок именно тот.

Поблагодарив Кирю и попрощавшись, я села в машину, но никуда не поехала. Чтобы снова не нарваться на какую-нибудь неожиданность на перекрестке, я решила обдумывание и вождение больше не совмещать.

Итак, теперь уже доказано, что Васина копия из московского музея переехала в тарасовский, а оттуда – к кому-то из двух ловких проходимцев, торгующих поддельными антикварными ценностями.

К кому именно? Вот следующий вопрос, который необходимо выяснить.

Очевидно, что подлинник появился у Всеславина гораздо раньше, чем произошла интересная история с музеем. И тут вполне логично предположить, что в приобретении второй, «почти такой же» картины он не видел смысла и рисунок ушел к Мазурицкому.

Хотя… Как знать, как знать.

Между прочим, здесь есть один весьма забавный нюанс. Ведь Мазурицкий навряд ли догадывался, что из музея они выкрали копию. А Всеславин знал наверняка. Так что у него была прекрасная возможность уронить Мазурицкого в такую же яму, какую тот постоянно рыл для других.

Хм… А может быть, он именно так и сделал? Навел на Мазурицкого какого-нибудь клиента вроде Вити, тот всучил ему копию вместо подлинника, а когда все открылось, пригрозил на веки вечные испортить репутацию. Или Мазурицкий, узнав о подлоге первым, не стал дожидаться, когда все откроется, а пришил ненавистного конкурента, чтобы он никому не рассказал, так что все до сих пор шито-крыто.

Но, кажется, я снова чересчур увлеклась догадками. Новая теория была интересна, но она никак не объясняла, почему копия в итоге попала к Леониду. Даже если учесть, что ограбление музея произошло раньше, чем самоотверженный друг получил щедрую благодарность, и предположить, что, потеряв надежду приобрести подлинник у Всеславина, он купил копию у Мазурицкого, то и тогда остаются сомнения.

Если верить словам Тамары, Леонид – тонкий ценитель, а такой человек, даже не имея возможности получить подлинник, навряд ли польстится на копию…

Впрочем, хватит. Опять я уношусь в область неизведанного, а между тем стрелка часов подходит к девяти.

Волевым усилием отключив посторонние мысли, я переключилась на наблюдение за дорогой и включила зажигание.

Я подъехала к дому Тамары. Зная, что мне совершенно необходимо выяснить, когда же в действительности умер сын Леонида, я понимала, что вопрос этот весьма деликатный. Уже то, что, рассказывая свою грустную историю, Тамара ни словом не упомянула, в чем именно заключалась спасительная помощь Леонида, наводило на некоторые размышления.

Впрочем, вполне возможно, все это получилось ненамеренно, но, так или иначе, расспросы я должна вести очень осторожно.

Поднявшись в квартиру, я обнаружила свою заказчицу в прекрасном настроении, кажется, она уже позабыла о недавних трагических событиях.

Выкладывая передо мной фотографии, Тамара весело щебетала о том, как тщательно разыскивала их для меня, как старалась и как надеется, что ее усилия смогут мне помочь.

Я не имела ни малейшего представления о том, как начинать на этом фоне разговор о болезни ее сына.

Решив попробовать обходной путь, я хотела начать с разговора о краже в музее и спросить о том, не знает ли Тамара, какие именно экспонаты из «изъятого» достались ее мужу. Выяснить таким образом, кто стал обладателем копии Дюрера, я не очень надеялась. Тамара, еще вчера так эмоционально повествовавшая мне об этом художнике и о рисунках, принадлежавших мужу, наверняка упомянула бы о копии. А поскольку она не упомянула, значит, либо не знала, либо копия отошла к Мазурицкому.

Поэтому с точки зрения информативности тема была небогатая, но для перемены разговора вполне годилась, и я уже набрала воздуху в легкие, чтобы произнести первую фразу, когда на удивление говорливая в это утро Тамара прощебетала, что сейчас «должна бежать».

Дыхание мое пресеклось, набранный воздух так и застыл где-то посередине трахеи, и, в очередной раз огорошенная сюрпризом от своей непредсказуемой клиентки, я чуть было не выругалась вслух.

Но удержалась. Даже смогла улыбнуться. В общем, попрощались тепло.

Зато уж в машине я дала себе волю! Изо всех сил хлопнув дверцей, я минут десять ругалась последними словами, поминая романтичных девушек вообще и вдов некоторых антикваров в частности.

«Ну их к чертовой матери, этих баб! С мужиками куда проще иметь дело. Позвоню-ка я лучше Васе».

Время было раннее, и я надеялась, что вменяемости Вася еще не утратил. Однако заранее решила не перевоплощаться. Чего зря беспокоить Светку? А если Вася скажет, что сможет увидеться со мной только вечером? Или завтра.

Но оказалось, что Василий готов сию минуту и даже жаждет встречи.

Хриплый голос и невнятная речь подсказывали, что, начав вчера в ресторане, вечером он продолжил где-то еще и теперь мучается невыносимым похмельем, не зная, у кого занять, чтобы справиться с этой проблемой.

Уловив все эти тонкие нюансы, я предложила ему снова «посидеть где-нибудь» и обсудить некоторые интересующие меня вопросы. По-видимому, припомнив золотистые переливы коньяка в бокале, Вася согласился так поспешно, что чуть не поперхнулся.

Учитывая, как он может выглядеть сейчас, в ресторан приглашать я не стала, а сказала, что через час заеду в «мастерскую».

Закончив разговор с Васей, я набрала Светку.

Уже готовая вновь выслушать возмущенные вопли и необоснованные претензии в свой адрес, я напряглась, чтобы достойно держать оборону, но из трубки раздалось только кисленькое равнодушное: «Приезжай».

– Что так грустно?

– Да… так. Настроения нет.

– Опять затишье?

– Ну да… Да и вообще… Ну их всех.

«Ясно. Поссорилась с очередным бойфрендом. Не миновать мне выслушивания трогательной истории».

Учитывая, в каком состоянии находился сейчас Вася, я предполагала, что ему в целом будет без разницы, насколько вчерашняя Анжела будет похожа на сегодняшнюю. Поэтому с макияжем хотела обойтись по минимуму. Парик на месте, и ладно. Но, зная, что Светка не отпустит меня, пока не изольет душу, поняла, что из этой затеи ничего не выйдет. Макияж, несомненно, будет полный, тщательный и всеобъемлющий.