Елена Логунова - Свидание на пороховой бочке

Тогда мы с внутренним сусликом покричали «Кто не спрятался, я не виновата», натянули шорты и майку, мысленно повязали белую крахмальную салфетку, голодно цыкнули зубом и вышли в коридор.

Соседи Пржевальского выглядели очень колоритно. Не знаю, плясали ли они рил или запыхались и раскраснелись по какой-то другой причине, но тот, кто открыл дверь, был румян и растрепан. Из одежды на нем имелись розовые трусы и криво застегнутая лиловая рубашечка. С блестящим шелком красиво сочетались длинные волнистые волосы, которые мне захотелось приподнять, чтобы посмотреть, не острые ли там спрятаны ушки. Это оправдало бы любовь к народной музыке страны фейри, но не объяснило нетипичное для малого народца имя Василь.

Из-за плеча румяного чернокудрого эльфа выглядывал рыжий. Он тоже был мужского пола, и я понадеялась, что они действительно всего лишь плясали.

Увидев нас с боевым сусликом на пороге, соседи-эльфы удивленно сказали нам:

— Здравствуйте…

— И прощайте, — ответили мы, выразительно поигрывая топором войны.

— Ой, вам, наверное, музыка не нравится? — запоздало догадались они. — Сделать тише?

— Поздно, это уже не поможет, — вздохнули мы и чутко взвесили топор в рабочей правой лапе.

Соседи забеспокоились.

— Выключили все на хрен! — некультурно гаркнули мы. — Замолчали, затихли и спите, как уже убитые!

«Тынц-тынц-тынц» оборвалось. Мой внутренний суслик выдохнул и втянул ядовитые зубы. Я вернулась в постель, напоследок наставила чуткое ухо в стену, послушала — ти-ши-на! — и нырнула в подушку.

«Думаешь, это поможет?» — сонно свистнул мой суслик.

Я уклончиво пробормотала:

— Жизнь покажет…

«Или смерть», — шепнул он, укладываясь поудобнее.

Под подушкой по-прежнему отчетливо ощущался топор войны. В голове иллюминированной каруселькой с лошадками крутились мысли и образы. Чопорный аптекарь сэр Маковеев-Колобок, его рыжая бестия Лисичка, Зяма на горшке, фламинго с острыми, как шило, маховыми перьями, мамуля с ее порошковыми ужастиками…

Во сне я придумала для мамули сюжетик нового стишка — про Иванушку, который напился из копытца, а это был след дамской туфли, и превратился мальчонка не в козленочка, а в Кончиту Вурст. Я даже первые строчки сочинила:

хлебнул ивашка из копытца

не знал, что это лабутен…

Дальше дело не пошло, мой сон стал глубже и серьезнее. Я сочиняла какой-то пламенный манифест, но утром вспомнила только обращение: «Люди и селедки!»

Снилась мне вроде ночная Ницца, осыпающийся кирпичный балкон, а внизу грязевое озеро, в котором купаются бегемоты. Здоровенная черная горилла натирала спину, как мочалкой, скрученной в клубок лисой. Блондинка в розовой эмалированной венецианской маске и с сапфировыми бреккетами читала плохие стихи…

Все это совершенно не помогало вспомнить написанный во сне текст, а было так интересно, чего же я хотела от людей? А от селедок?!

Жутко замороченная и плохо отдохнувшая, я проснулась на рассвете. Попыталась вспомнить свой сон, не смогла, плюнула на это дело и потянулась к телефону, чтобы спасти хоть кроху пользы, записав для мамули сюжет про Ивашку. Машинально перечитала свою же предыдущую эсэмэску про Волан де Морта в морге, и тут меня осенило. Я поняла, в каком направлении вести расследование!

Я сразу же позвонила Трошкиной и деловито затрещала:

— Алка, я знаю, куда нам двигаться дальше: в морг!

— Да? Слушай, конечно, мы все там будем, но мне бы не хотелось спешить, — прокашлявшись, ответила подружка.

Я поняла, что она чем-то поперхнулась, и ревниво спросила:

— Ты что, уже завтракаешь? Чем?

— Хачапури по-аджарски, — похвасталась Трошкина. — Очень вкусные, дядя Гиви сам испек.

— Ешь медленно, тщательно пережевывай пищу, я скоро буду, — велела я и побежала умываться.

Хачапури по-аджарски — это такая вкуснятина, которую надо есть горячей.

Пышные лодочки из теста с сыром и яйцом еще не остыли, когда я присоединилась к подружке за завтраком. Трошкина честно исполняла мой наказ и точила хачапури по крошечке, как благовоспитанная Дюймовочка пшеничное зернышко.

— Так что ты там говорила про морг? — опасливо спросила она, подождав, пока я наемся.

— На самом деле, не про морг, а про кладбище, — уточнила я. — Я вот подумала: где все вместе, разом собираются дорогие и близкие кому-то люди?

— На свадьбе? — предположила Трошкина.

— Романтичная дурочка, — заклеймила ее я. — Все дорогие и близкие разом приходят только на похороны! А хоронят человека когда?

— Когда он умрет?

— Логично. Но не в тот же самый момент, а через некоторое время, обычно спустя пару дней. А Маковеева когда убили, ты помнишь?

— Я поняла, — Алка кивнула. — Ты хочешь сказать, что похороны Маковеева должны состояться сегодня или завтра.

— Да! И хорошо бы нам с тобой к этому моменту тоже оказаться на кладбище!

— Но еще живыми! — зачем-то добавила Трошкина, и я обиделась.

— Можно подумать, кто-то тут сильно рискует жизнью! По-моему, у нас еще не было по-настоящему опасных приключений!

— Дело-то наживное, — пробурчала подружка, но больше со мной не спорила.

Мы расплатились и распрощались с гостеприимным дядей Гиви, без проблем забрали с неохраняемой стоянки Алкину машинку и покатили в город.

Мой план был прост и гениален: явиться на похороны Маковеева и рассмотреть всех-всех гражданок в трауре, чтобы выявить среди них Колобковую Лисичку. Коль скоро у них с усопшим была сердечная связь, она же придет проводить его в последний путь, правильно?

— Это при условии, что она действительно скорбит об уходе Маковеева, — шепотом возражала мне рассудительная Трошкина уже на кладбище.

Мы едва успели на похороны и пронеслись между могилками с неприличной скоростью. Зажатые в кулачках красные гвоздички — по две у каждой — на бегу весело колыхались, и я сильно опасалась, что со стороны мы с Алкой здорово похожи на пару цирковых лошадей в цветном плюмаже. А наши раскрасневшиеся от бега лица сильно контрастировали с печальной бледностью скорбящих. Я незаметно послюнила палец и нарисовала на щеках мокрые дорожки. Мне не хотелось выделяться из толпы и привлекать к себе внимание.

— Но ведь есть вероятность, что подруга Маковеева вовсе не огорчена его смертью! — шептала мне Трошкина, почти не открывая печально скривленного рта и лишь слегка поводя головой.

Из-под прикрытия темных очков она рассматривала присутствующих на скорбном мероприятии дам. Народу на похороны Маковеева пришло немало, и, чтобы не вертеть головами, мы с Алкой время от времени переходили с места на место.

— Мы же предполагаем, что именно Лисичка была заинтересована в гибели Колобка! — напомнила мне Трошкина, когда мы подобрались поближе к группе в трауре.