Марина Серова - Предчувствие конца

— Это чё, водка?!

— Ну! — бодро ответила я. — Пойдешь со мной?

— Кто ж откажется! — сказал мужчина, собирая себя в кучку. На ногах он стоял с трудом, но довольно резво протопал вслед за мной в тихое место — заросший лопухами пятачок позади магазина.

— Во-о-одка! — уважительно протянул абориген. Я продемонстрировала ему бутылку, но открывать не стала. Вместо этого я разломила шоколадку и протянула алконавту. Он жадно засунул в рот сразу полплитки и принялся жевать. Похоже, бедняга и вправду был голоден.

Потом я открыла банку консервов, сунула мужику батон и одноразовую пластиковую вилку и минут пять смотрела, как он, урча, пожирает нехитрое угощение.

Наевшись, мужик откинулся на траву. Я испугалась, что он сейчас заснет, но абориген произнес:

— Выпить дай?

— Потом. Когда побеседуем, — твердо сказала я.

— Про что побеседуем? Ты спрашивай! — с готовностью отозвался абориген.

— Тебя как звать-то? — поинтересовалась я.

— Зимородков Павел Геннадьевич, тысяча девятьсот восемьдесят девятого, статья сто пятьдесят восьмая, часть вторая, — представился мне абориген.

— Мне твоя статья без надобности, — вздохнула я. — Ты мне вот что расскажи. Я человека одного ищу. Ну или тачку его, в крайнем случае…

Павел Зимородков тяжело задумался, потом сообщил, что черный «Паджеро» он действительно видел в Сараевке. Дело было ночью, так что цвет машины он точно назвать не может. Черная или темно-синяя.

— Слушай, ты хоть знаешь, как «Паджеро» выглядит? — охваченная внезапным подозрением, спросила я.

— Обижаешь! — вскинулся Зимородков. — Я на СТО работал, пока бес не попутал. Чья тачка — не знаю. У нас тут и машин-то нет. А мужика такого не видел, нет. Ты, девушка, вали отсюда, а? — вдруг сказал тоскливо Зимородков и взглянул мне в глаза почти трезвым взглядом. — А то у нас народ знаешь какой? Чужих у нас не любят. Вижу, баба ты тертая, да вдобавок добрая, с понятием. Дай водяры, а? Жалко мне будет, если тебя завтра найдут…

— Что ж ты за брательника своего не боишься? — поддела я Павла.

Тот уставится на меня ясными голубыми глазами:

— А ты это… знаешь Алеху?!

— Да видела… Что ж он тебе не помогает?

— Зазнался совсем, — сплюнул Зимородков, напоминая персонажа фильма про первых пионеров. — Носу к брату не кажет. Денег не допросишься. Павлик Морозов, блин!

— Почему Павлик Морозов?! — изумилась я.

— Так он нас с батей заложил! — признался абориген. — Мы железо воровали с завода, в чермет сдавали. Ну спрятали во дворе. Менты нагрянули, а этот сучок им и настучал! Нас с батей — в тюрьму, а он в семье за старшего. Батя-то на зоне помер, а я вот здесь.

— Чего ж тебе дома не живется? — спросила я, думая о другом.

Абориген с трудом поднялся на ноги.

— Так они меня выписали! Не хотят, чтобы я с ними жил! Мать родная и брательник единственный. Бил я их, видите ли! Я бы, может, на путь исправления встал, а они не дают. Спасибо вам, дорогие родственнички!

И Зимородков изобразил шутовской поклон.

— Слушай, ты ж молодой еще! — не выдержала я. — Чего ты пьешь?

— А чем мне заниматься? — хрюкнул Павел. — Ну если у тебя есть своя мастерская, возьми меня на работу. Я рукастый. Возьмешь?

— Я подумаю, — пообещала я, поднимаясь с земли и вручая Павлу обещанную бутылку.

Когда я уходила, Зимородков цедил водку, как будто это был лимонад в жаркий день, и на лице его застыла блаженная улыбка.

Я вернулась на свой наблюдательный пункт на дереве. День медленно клонился к закату. Покусывая ноготь, я раздумывала над тем, как мне поступить. По-хорошему, следовало немедленно вызывать полицию и сообщить им о том, где находится гнездо ядовитого молодняка. С другой стороны, подросткам особенно нечего предъявить. Ну, занимались паркуром. Ну, изучали технику рукопашного боя. А что, нельзя?

А если окажется, что никто из них пока ни в чем криминальном не замешан? Если они только готовятся к преступной карьере, а пока — обычные школьники на каникулах? Тогда мы спугнем эту подпольную базу, и те, кто все это затеял, попросту скроются. И у нас на руках останется полтора десятка перепуганных подростков. Нет, такой итог операции меня точно не устраивает!

Понаблюдаю-ка я за нехорошим домом еще немного. Глядишь, кто из взрослых появится… И еще — мне не давала покоя услышанная в поезде фраза: «вечером оттянемся». Значит, у этой компании на вечер намечено какое-то важное мероприятие. А у меня появится шанс захватить эту публику на месте преступления. Думаю, ничего хорошего эти детки не затевают…

До вечера я просидела на дереве, надеясь увидеть хоть что-то новое. Зеленые луга и леса дышали прохладой, но деревня выглядела все так же выморочно. Проклятая бабка с уголовным прошлым! Это из-за нее я сижу на дубе, как ученый кот из знаменитого стихотворения Пушкина. Никто не приезжал в нехороший дом, а перед закатом группа из десяти человек покинула базу, торопясь успеть на последнюю электричку. Меня начали кусать комары, а я даже не могла как следует почесаться. Сидеть в засаде — одно из самых нелюбимых моих занятий. Все тело затекло от долгой неподвижности. Да и есть хотелось ужасно…

Наконец на Сараевку опустилась ночь. Только тогда я позволила себе слезть с дерева и немного размяться. Жители давно уже расползлись по домам — ну, или по тем местам, которые заменяли им дом.

Под покровом темноты я пробралась к нехорошему дому и устроилась неподалеку от калитки. Теперь, стоит кому-нибудь выйти прогуляться, я этого голубчика точно не пропущу…

У меня возникло большое искушение проникнуть на территорию базы и посмотреть, что там к чему. Остановило меня воспоминание о часовом. Да, я могу снять этого гаврика… ну, просто уложить отдохнуть на полчасика. Но тогда всем станет ясно: в доме побывал чужой. Я же не собираюсь вспугнуть моих маленьких птичек…

Мне уже было ясно, что ни Янины, ни Симоненко в этом доме нет. Никакой похититель, даже самый тупой, не станет держать пленника в доме, куда заявляются такие толпы народу. Эти подростки не похожи на тех, кто умеет держать язык за зубами. Особенно та черненькая толстушка…

А может, рискнуть? Ну что мне этот часовой? Такой же сопляк, как остальные. Уложу отдохнуть, зато разведаю все тайны нехорошего дома. Я бросила взгляд на свой хронометр с подсветкой. Десять тридцать восемь. Ну, начали?

В этот момент калитка приоткрылась и на темную спящую улицу начали по одному выходить те, с кем сегодня днем я ехала в электричке. Идущий первым держал в руке фонарь с задвинутой шторкой. Куда это собрались мои ребятки?

Спотыкаясь, натыкаясь друг на друга и громко сопя, юные разбойники отправились на дело. Интересно, кого можно ограбить в Сараевке?!