Марина Серова - Предчувствие конца

Я приподняла мальчика и под пальцами ощутила выходное отверстие. Кровь быстро промочила землю под телом. Алеша был мертв. Эта дура попала прямо в сердце — скорее всего, по чистой случайности, и мальчик умер мгновенно.

Я выругалась. Надо было пресечь это представление в самом начале. Так вот что за «интересное мероприятие» было намечено на вечер. Казнь «предателя»! И рыжая Кира грызла чипсы из одного пакета со своей будущей жертвой, прекрасно зная, кто назначен на эту роль! Но я и подумать не могла, что тинейджеры явились на кладбище, чтобы осуществить казнь своего товарища!

Я была уверена, что это просто глупые игры криминальных детей!

Но теперь дело зашло слишком далеко.

Я выбралась из могилы, тщательно вытерла руки травой, мокрой от ночной росы, и позвонила в полицию. Мне пришлось довольно долго объяснять, кто я такая. Потом — что именно произошло, а затем еще и где я нахожусь.

— Кладбище?! Деревенское кладбище? Гражданка, вы проспитесь сначала! — попытался спорить со мной молоденький дежурный. Я популярно объяснила ему, что именно сделаю с ним, если он немедленно не начнет действовать по инструкции. Все равно терять мне было нечего…

Патрульная машина прибыла только к четырем утра. Всю ночь я просидела на кладбище рядом с телом Алеши.

Немолодой грузный майор тронул холодную руку мальчика и покачал головой:

— Это как же его угораздило?

— Если я начну рассказывать, это займет примерно сутки, — мрачно ответила я.

Часам к восьми подъехали люди из областного УВД. Кое-кого я знала.

Тело Алеши Зимородкова увезли в морг.

Подростки забаррикадировались в доме и попытались отстреливаться. Продержались они минут пятнадцать. Потом во двор бросили светошумовую гранату и пару шашек со слезоточивым газом, и юные бандиты наконец сдались. Один — тот, что был в черной бейсболке и руководил тренировками, — попытался уйти по крышам, но мастера паркура все равно скрутили.

Рыжая Кира влезла на чердак и кричала, что застрелится, если кто-нибудь сунется к ней. Но не застрелилась.

Подростков погрузили в машину и увезли в город. Толстушка все плакала и повторяла:

— Я больше не буду! Правда, не буду! Ну честное-пречестное слово…

В доме был произведен тщательный обыск. Обнаружили штук пять стволов, нунчаки, несколько ножей и кастетов. Но никаких следов Янины Кирпичёвой там не нашлось.

Полицейские наряды обошли всю Сараевку. Было изъято еще три незаконных ствола, пять кило наркоты и литров сто низкокачественной браги. Ни черного «Паджеро», ни Динары Волковой, ни Дениса Симоненко в деревне не нашли.

Зато неожиданная находка ждала полицейских на кладбище. В неглубокой, скверно вырытой могиле был найден труп Константина Табачникова по кличке Табаки. Он был убит выстрелом в голову примерно двое суток назад — то есть как раз тогда, когда говорил со мной по телефону, назначая встречу на крыше.

Наступил третий день с момента похищения Янины Кирпичёвой. А похитители так и не объявились. Я не знала, что и думать. Надежда спасти девушку, освободить ее живой и здоровой таяла с каждым часом. Получалось, что Симоненко увез Яну вовсе не для того, чтобы получить выкуп. А уж какие идеи ворочались в его контуженой голове, знал только он сам. Страшно представить, на что способен этот отморозок…

Я не стала делиться своими соображениями с Александром Арнольдовичем. Но, думаю, старик и так догадывался, что дела наши плохи. Кирпичёв проводил долгие часы, глядя в окно, и время для него остановилось.

— Как вы думаете, Женя… у нас есть еще надежда спасти Яночку? — напрямик спросил Кирпичёв в то утро, когда мы привезли полный автобус тинейджеров к зданию областного УВД. Мы беседовали по телефону. Я курила на крыльце и наблюдала, как подростков по одному вводят в здание.

— Александр Арнольдович, не отчаивайтесь! — сказала я. — Надежда остается всегда. Держитесь. Осталось совсем немного — думаю, все решится в течение нескольких часов. Ну максимум — суток.

— Я буду ждать, — сказал Кирпичёв тихо и повесил трубку.

Да, он будет ждать. А если Яну спасти не удастся, он просто ляжет и умрет. И на моей совести будут еще и эти две жизни…

«Хватит, Охотникова! — резко одернула я себя. — Хватит соплей и самокопания! Даже если все закончится так, как ты говоришь, эти жизни будут не на тебе. Если Янина погибнет, в ее смерти будешь виновна не ты, а тот, кто ее убил. То есть Денис Симоненко. И точка! Иди работай!»

Весь этот день я провела в полиции, где допрашивали юных бандитов. Честно говоря, ранним утром, когда юных отморозков наконец доставили в полицию, я была уверена, что все разрешится довольно быстро. Но дело оказалось куда сложнее.

Я привыкла иметь дело со взрослыми преступниками. Но наши криминальные детки сплошь оказались несовершеннолетними. Инструктору в бейсболке было семнадцать с половиной. Кире и ее толстенькой подружке — по шестнадцать. А остальным и того меньше. Поэтому, согласно четыреста двадцать пятой статье УПК, допрос этих подростков нельзя было вести более двух часов подряд и более четырех часов в день. Поскольку наши гаврики вовсе не горели желанием делиться со следствием сведениями о своих похождениях, задачи это не облегчало. Кроме того, на допросе по закону обязаны были присутствовать защитник, педагог и психолог. И разговор с юными бандитами велся в их присутствии. Поскольку все они, особенно педагог — полная спокойная дама с высокой прической, — были не в курсе случившегося, это чрезвычайно замедляло процесс, и два часа пролетели незаметно, не дав никакого видимого результата.

Тинейджеры вели себя по-разному: старшие ушли в глухую несознанку, младшие плакали и размазывали слезы. В общем, не допрос, а детский сад какой-то. Вдобавок ко всему по дороге в город черноволосый мальчик успел позвонить папаше по спрятанному в носке телефону. Папа бандита оказался важной шишкой — депутатом областной думы и немедленно вызвал своего адвоката, не довольствуясь тем защитником, который был положен его сыночку по закону. Адвокат приехал, и с этого момента стало ясно, что мальчишку отмажут. Неважно, каким способом — найдут психиатра и признают частично невменяемым или еще что-то придумают… Но этот кадр, казавшийся мне одним из самых перспективных — ведь именно он участвовал, пусть и косвенно, в похищении, а значит, должен был контактировать с Симоненко, чтобы получить от него инструкции, — в общем, он был для следствия потерян.

После перерыва допрос продолжился. Работали сразу несколько дознавателей, четыре психолога, а я переходила от одной группы к другой. Да, знаю, я не имела права присутствовать на допросах, но ведь речь шла о жизни похищенной девушки. Я не задавала никаких вопросов, просто молча сидела рядом с психологом и делала пометки в блокноте. На самом деле блокнот был мне не нужен — это просто антураж, позволяющий оправдать мое присутствие.