Неле Нойхаус - Злой волк

– Я тоже об этом думал, – кивнул Боденштайн. – Но он до 0.50 находился в бистро под названием «S-бар» в Бад-Зодене, коллеги вчера это проверили. После этого он еще полчаса разговаривал на улице с двумя знакомыми. Нет, он определенно отпадает. Но у меня возникает вопрос: почему Ханна Херцманн так долго ехала домой?

Она уехала с вечеринки в Оберурзеле около полуночи, а ее автомобиль соседка видела в десять минут второго, когда он въезжал в гараж. Кай Остерманн с помощью Google-карт рассчитал маршрут от промышленной зоны «Ан Драй Хазен» в Оберурзеле, где находятся съемочные студии, до Роткельхенвег в Хофхайм-Лангенхайне: 31,4 километра, двадцать шесть минут езды. Даже если она из-за грозы ехала медленно, у нее не ушел бы целый час на преодоление этого отрезка.

– На это может быть множество причин, – заметила Пия. – Она могла задержаться на заправке. Может быть, она поехала совсем другим путем.

– Коллеги побывали на всех заправках, которые расположены на этом отрезке пути. – Кай поднял голову от своего ноутбука. – Если она ехала по трассам А661, А5 и А66 до Т-образного перекрестка в Крифтеле, то речь может идти только о двух заправках на автобане – «Таунусблик» и «Арал-Танке» перед съездом в Бад Зоден. Если она поехала через Таунус, то там нет вообще ни одной заправки, которая открыта в это время.

– Майке Херцманн сказала, что Ян Нимёллер ждал на парковочной площадке ее мать и разговаривал с ней, – напомнил Боденштайн, который полночи ломал голову над вероятным ходом событий. – Нас он уверял, что видел ее в последний раз около одиннадцати. Стало быть, он лжет. Я послал за ним, чтобы его доставили к нам.

– Таким образом, преступник или подкараулил Ханну в гараже, или сел к ней в машину где-нибудь по дороге домой, – рассуждала Пия вслух. – В конечном счете, он положил ее в багажник и привез в Вайльбах. Почему именно туда? И как он потом оттуда выбирался?

– Может быть, у него был соучастник, – предположил Джем Алтунай. – Или он заказал такси до заправочной станции.

– Этого не может быть, – возразил Остерманн. – На заправочной станции есть камеры наблюдения.

– А что с этим «преследователем», о котором говорил Корнбихлер, есть какая-нибудь информация? – спросила Пия.

– Да, это тоже вчера выясняли коллеги. – Боденштайн саркастически улыбнулся. – Все было бы очень просто, если бы мужчина в прошлом году не погиб в результате несчастного случая, так что подозрения исключаются.

Дверь в переговорную комнату распахнулась, в нее влетел Кристиан Крёгер и шлепнул на стол фотографию.

– У нас есть ответ в базе данных AFIS [22] Automatisiertes Fingerabdruckidentifizierungssystem ( нем. ) – автоматизированная система идентификации отпечатков пальцев. , – объявил он. – Отпечатки пальцев, которые мы обнаружили снаружи и внутри автомобиля, а также в кухне и на бокале в доме, принадлежат некому Килиану Ротемунду!

– А почему он оказался в нашей системе? – спросила доктор Николя Энгель, которая до этого молчала. Она наклонилась вперед, придвинула к себе фотографию и стала ее внимательно рассматривать.

– Педофилия и хранение фотографий и фильмов с детской порнографией, – ответил Кристиан Крёгер и опустился на свободный стул между Джемом и Пией. – Он отсидел три года.

Боденштайн задумчиво наморщил лоб. Килиан Ротемунд. Это имя он уже где-то слышал.

– До осуждения в октябре 2001 года он работал адвокатом во Франкфурте, – добавил Кай Остерманн, чья память не уступала компьютерной. – Сначала экономическое право, потом уголовное. Канцелярия Бергнер Хесслер Червенка, у них тогда был заказ на франкфуртскую группу «Королей дороги».

– Да, я припоминаю, – сказал Боденштайн. – Это был довольно грязный процесс.

– И это объясняет, почему он изнасиловал Ханну Херцманн деревяшкой, – добавила Катрин Фахингер. – Что еще может сделать педофил со взрослой женщиной?

На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Может быть, подозреваемый уже перешел в разряд преступников?

– Могу я взглянуть на фотографию? – Боденштайн протянул руку, и Николя Энгель придвинула ему фото. На нем был изображен очень привлекательный мужчина лет тридцати пяти с серьезными голубыми глазами. Мужчина, внешность которого, на первый взгляд, ничего не говорила о его болезненных сексуальных наклонностях. В подсознании Боденштайна шевельнулось какое-то воспоминание, которое заставило его максимально сосредоточиться. Что это было?

На столе зазвонил телефон, и Остерманн снял трубку.

Боденштайн передал фотографию своим коллегам и попытался упорядочить свои мысли.

– У него глаза как у Пола Ньюмана, – заметила вскользь Пия, и все стало ясно. Все фрагменты пазла сами собой встали на нужные места, и он вспомнил.

«Самыми примечательными были его глаза. Я никогда не видела таких неправдоподобно голубых глаз». Это сказала ему вчера по телефону Катарина Майзель, соседка Ханны Херцманн. Его охватило волнение, которое возникло в тот самый момент, когда в лабиринте предположений и не связывающихся между собой фактов неожиданно появилась основная ниточка, логическая связь, след!

– Я думаю, мы идем по верному следу, – сказал он, не замечая, что прервал Остерманна на середине фразы. – Соседка Ханны Херцманн в четверг вечером около двадцати двух часов видела мужчину, который приехал на мотороллере и бросил что-то в почтовый ящик фрау Херцманн. – Боденштайн отодвинул стул и посмотрел на присутствующих. – Судя по описанию его внешности, это мог быть Килиан Ротемунд.

Ночь была чистым адом. В первый раз с рождения Луизы Эмма, расставшись с ребенком, спала больше двенадцати часов. Она беспокойно сновала по квартире, гладила и мыла кухонные шкафы, пока наконец в полном изнеможении не легла на кровать Луизы. Ее фантазии рисовали все более дикие картины. Флориан с другой женщиной. Она представляла, как он ее целует и как с ней спит. Уже это было ужасно, но еще ужаснее было ее предположение, что Луиза тоже может любить эту женщину. Внутренним взором Эмма видела Флориана, чужую женщину и Луизу, которые вместе собирали пазл и играли в «Мемори», смотрели KiKa [23] KiKa – детский телеканал. и мультик «Ледниковый период», устраивали веселый бой подушками, ходили гулять, ели мороженое, смеялись и наслаждались своим обществом, в то время как она, одинокая и покинутая, торчала в доме свекра и свекрови, раздираемая тоской и ревностью. Раз десять Эмма бралась за телефон, чтобы позвонить Флориану, но все-таки не делала этого. Что бы она спросила? Как дела у Луизы? Хорошо ли она спит? Что она ела? У тебя другая женщина? Глупо. Невозможно.

Эмма начала считать часы до второй половины воскресенья. Как только сможет она каждый второй выходной выносить в дальнейшем эту боль, это мучительное одиночество?