Наталия Володина - Последняя песнь трубадура

– Я кое-что придумал, но теперь засомневался. Запустила ты себя. Слушай, сходи-ка в душ, вымой голову шампунем раза три, физиономию потри мочалкой. У тебя под глазами мешки! Тебе сколько лет, подруга?

Когда она вышла, завернутая в полотенце, розовая, облепленная мокрыми прядями длинных волос – ниже поясницы, к нему вернулась надежда.

– Помнишь, как мы познакомились? Ты сидела в пыли и лопала мороженое от большого куска. Мисс Мороженое! Помнишь?

– Ну?

– Я сказал: «Ты сейчас будешь мисс Мороженое».

Сергей сдвинул два стола, достал из сумки большой кусок розового шелка и положил его, как скатерть.

– Ложись. Оставайся в полотенце. Только не поправляй его, когда оно начнет разматываться.

Затем он открыл холодильник и стал доставать оттуда самое разнообразное мороженое, которое он заранее положил в синие и красные керамические тарелочки. Шоколадные розы, замороженные фрукты украшали белые, розовые, желтые, зеленые кремовые горки. Сергей облепил Наташку со всех сторон этим великолепием, удовлетворенно отметил изумленный и восторженный блеск ее глаз, яркий румянец. И лишь затем подобрал макияж. Розовую, блестящую, «несъедаемую» помаду, темно-синюю тушь для ресниц и легкие мазки теней – голубых, розовых и золотых. Чуть-чуть пудры, чтобы видна была превосходная, здоровая кожа. И блестящий розовый лак на руках и ногах.

– А теперь двигайся, ешь, рассматривай, пробуй. Делай что хочешь. Я пока пристраиваюсь.

– Вот это кайф! – только и сказала Наташка и погрузилась в удовольствие. Она ела шоколадную розу рукой. Затем брала ложечку и выедала фруктовую начинку, облизывала пальцы, разрушала произведения кулинарного искусства. Полотенце давно уже ничего не закрывало. Она не пыталась лечь в красивую позу, и он не хотел этого. Она садилась, скрестив ноги, ложилась на живот, ей нисколько не мешали сладкие струйки, которые текли уже по всему телу.

– Ты что, есть сюда пришла? – вдруг строго спросил Сергей.

И она посмотрела на него сквозь высохшие пушистые пряди угрюмо и недовольно. Нежный рот был как цветок в каплях растаявшего мороженого, а припухшие, сердитые глаза говорили: как ты мог оторвать меня от самого главного? Я же мисс Мороженое! Вот! Оно! Сергей поснимал еще немного. Рассказал ей пару анекдотов, чтобы она смеялась, запрокинув голову и зажмурив глаза, вспомнил историю про найденного в лесу инопланетянина «Алешеньку», чтобы глаза ее стали круглыми от удивления.

– Все. Можешь доедать, если не лопнешь. Можешь спустить в сортир.

– Ты что, дурак? Лучше я лопну.

– Но до того, как это произойдет, я хотел бы с тобой серьезно поговорить. Слезь со стола. Ты Дину любишь? Хочешь ей помочь?

– Ну?

Сергей изложил ей свой план. Как он и полагал, нравственных метаний у Наташки он не вызвал. Обговорив все детали, он спросил:

– Как ты думаешь, чего он боится больше всего?

Наташка подумала и скромно сказала:

– Он ради меня чего хочешь сделает. Потерять он меня боится.

У клиники Дина встретилась с Виктором Голдовским. Он так изменился, как будто сам болен, а не Алиса.

– Знаешь, у нее боли.

– Знаю, – ответила Дина.

– Она не хочет пока, чтоб ей морфий кололи. Но врач сказал, на всякий случай он должен быть. Я привез. Сестре оставлю.

– Раз не хочет, значит, терпимо, Витя. Я понимаю, она хочет, чтоб голова оставалась ясной. Тебе говорили, с ее диагнозом никто ничего точно знать не может? Все бывает.

– Да, мне говорили. Слушай, Дина, что ты думаешь об этом странном парне, который у нее торчит? Почему она его не прогоняет? Что ему нужно?

– Я полагаю, ему ничего не нужно. Кроме того, чтобы смотреть на любимую актрису. Фанат, как говорится. А она… Знаешь, как тяжело думать о близких людях, когда болезнь или какое-то несчастье от них отрывает? Как невозможно думать о разлуке? А тут просто чужой, восторженный человек, которому все равно, что будет дальше…

– Мне не кажется, что ему все равно.

Дина постучалась в комнату к Алисе и в дверях столкнулась с Блондином. Они кивнули друг другу, и Дина подумала: «Странный» – это очень мягко сказано».

Алиса ей обрадовалась:

– Ты редко ко мне приходишь.

– Если бы ты сказала, что тебе нужна сиделка, я бы тут же переехала. Но ты же справляешься, да? Мне кажется, я тебе только помешаю… А этот парень, влюбленный трубадур, он тебе не мешает?

– Ты знаешь, нет. Это просто удивительно. Мне хорошо от того, что он здесь сидит. Я его не стесняюсь… У меня бывают отвратительные ситуации. Не хотелось бы, чтобы кто-то видел. А у него, я чувствую, все это не вызывает отторжения. Не меняет отношения… преданного, что ли. Конечно, всех удивляет, что я позволяю ему все время быть здесь. Но вы даже не представляете, какой это прелестный человек. И очень красивый, правда?

– Правда, – улыбнулась Дина, простонав про себя: «О боже! Как ужасна жизнь». – Я еще зайду. К Тамаре пойду. – Но пошла она не к Тамаре, а в кабинет главврача. Андрей обнял ее так крепко, что она не могла вздохнуть. И в то же время чувствовала, что по-настоящему легко ей дышится именно в его объятиях. Как будто рядом с ним ее место.

– Я хочу снять для нас квартиру. Где-нибудь рядом с твоим домом, чтоб тебе недалеко было ездить.

– Но тогда лучше рядом с клиникой, чтоб тебе недалеко было ездить.

– Ты будешь опаздывать.

– Я буду приходить раньше и готовить еду.

– Это слишком.

Князев целовал Наташку у камина в своем доме на Рублевском шоссе.

– Подожди, я забыла сказать. Ты ворота свои открой. Ко мне подруга обещала приехать.

– Какая еще подруга?

– Ну одна, из салона. Я ей обещала дом показать. Ну что ты надулся. Она только посмотрит и сразу уедет.

Князев сдержал раздражение.

– Приедет – позвонит.

– Нет, ты открой, я обещала. Мы звонка можем не услышать, а она поцелует замок и скажет, что я сволочь. Пусть лучше в дверь позвонит.

– Ладно. Открою. Только на ночь закрою.

– Конечно, не будет же она по ночам таскаться.

Князев вернулся, посмотрел на нее от двери, и ему показалось, что он соскучился по ней за эти пять минут. Он расстегнул ее халат, долго целовал грудь, мучительно оттягивая момент обладания, девичий живот, нежную, горячую и влажную плоть, а затем приподнялся и с силой нагнул ее голову вниз. Он заполнил собой ее розовый приоткрытый рот, теряя сознание от блаженства, а она вдруг вскочила на ноги.

– Тьфу! Охренел совсем? Свое дерьмо мне толкает!

Князев ударил ее по лицу. Наташкины глаза на мгновение стали испуганными, вся она – такой беспомощной, что он почувствовал знакомое возбуждение. И второй раз ударил уже не от гнева, а для удовольствия. Он не помнил, как долго бил девочку, ставшую совсем маленькой под его руками, как вдруг страшная боль в паху привела его в чувство. Маленькой испуганной девочки больше не было рядом с ним. Дикая, рассвирепевшая кошка шипела и готовилась к нападению. В руке у нее был нож.