Наталия Володина - Последняя песнь трубадура

Наташка посмотрела на часы: шесть. Он уже ждет. Она неохотно стала заталкивать покупки в хозяйственную сумку. Опять хлеб забыла. Ну и перебьется. Пусть фигуру бережет. Наташка хмыкнула себе под нос. Кто-то открыл дверь ключом и вошел в квартиру. Знакомые шаги, знакомый скрип его двери. Блондин! Наташка с радостным визгом выскочила в коридор и с разбегу прыгнула на спину Блондина.

– Блондинчик, где ты был столько времени? Я уж думала, тебя опять посадили.

– Привет, котенок.

Он стряхнул ее на пол и пропустил в свою комнату.

– Я ненадолго, Наташа. У меня одна работа. Нужно доделать. Пришел помыться, переодеться.

– Мойся! Я тоже с тобой в душ пойду. Ты ж хочешь, чтоб я тебя мочалкой потерла?

Наташка насмотреться не могла на Блондина. Она гладила его, целовала, пыталась расстегнуть то рубашку, то брюки. Он обнял ее.

– Наташенька, – прошептал он на ухо, – я сейчас не могу. Мне нужно уйти.

– Ты не можешь побыть со мной полчаса?

– Нет.

– Ты не хочешь?

– Знаешь, у меня сейчас такие дела… Короче, нет.

– Я так скучала, Блондинчик, я так тебя ждала. Поцелуй меня. Я тебе не верю. Ты хочешь меня.

– Уйди. Ты мне мешаешь. – Глаза Блондина стали жесткими.

– Ты что, – прошептала Наташка. – Как ты можешь? – У нее брызнули слезы. – Или ты так шутишь?

– Я не шучу. Ты ничего не понимаешь. Отстань.

Наташка отступила на шаг и вдруг с громкими причитаниями бросилась к нему на грудь, прижимаясь к нему мокрым от слез лицом, пытаясь поцеловать в губы, стараясь разжечь страсть. Ей показалось, что ее сжали тисками. Он брезгливо вытряхнул ее за дверь, пробормотав: «Пошла вон!» Наташка застыла посреди коридора и из последних сил сдерживала вопль обиды и отчаяния. Черным-черно было у нее на душе. Она так влюбилась в своего Блондинчика.

Алиса долго мылась под душем, затем сушила феном волосы, расчесывала их, укладывала волнами. Она надела золотистую рубашку, поверх крестика на серебряной цепочке повесила рубиновое сердечко. Достала бесцветный лак и долго делала маникюр и педикюр. Села к столику, на котором лежал чистый лист бумаги.

Когда Блондин вошел в ее комнату, она ясно и прямо посмотрела ему в глаза.

– Я хотела написать письмо, а потом решила тебя дождаться.

– Ты боялась, что я не приду?

– Я больше ничего не боюсь. Давай так сделаем. Ты погуляй под окном. Возьми этот пакет с апельсинами. После ужина, когда все разойдутся, а дежурная пойдет в то крыло, я тебе постучу. Ты скажи охране, что забыл отдать мне апельсины и потому вернулся. Пусть поменьше людей знает, что ты сегодня остался.

Он вошел в ее комнату, когда в холле уже горел ночной свет. Алиса сидела в свете настольной лампы.

– Я все приготовила. – Она показала ему большой шприц и упаковки с ампулами морфия. – Только пообещай мне, что сразу уйдешь.

– Подожди, Алиса, мы сделаем немножко иначе.

Блондин достал из холодильника оставшееся от дня рождения шампанское, налил в две чашки.

– Давай выпьем. За тебя, моя единственная любовь.

– За нас, мой чудесный мальчик.

Блондин помыл чашки. Умылся холодной водой из-под крана. Подошел к Алисе, встал перед ней на колени, погладил волосы, лицо, шею. Целуя ей руки, он заплакал. Прижался губами к ее коленям, снял сиреневые тапочки и поцеловал все пальцы на ногах. Встал, смертельно бледный и сосредоточенный. Достал из кармана несколько таблеток.

– Выпей, это фенобарбитал. Ты от него уснешь.

Она прикрыла глаза, когда он наполнял шприц морфием.

– Алиса, – тихо позвал он.

Когда она открыла глаза, он вводил себе в вену лекарство от жизни. В свою молодую, здоровую вену. Он успел зажать ей рот, спрятав крик.

– Все правильно, моя дорогая. Для меня это такой счастливый случай. Вдруг мы там окажемся вместе.

Когда он наполнял второй шприц, она не отводила взгляд. Он поцеловал ее вену, прежде чем в нее вошла игла.

Андрей Владимирович допоздна сидел в своем кабинете. Он писал статью в один журнал. Посмотрел на часы. Если еще поработать, уходить домой не имеет смысла. Лучше подремать здесь на диване. Он взял сигареты и вышел во двор. Было тихо и очень темно. Так бывает только осенью. В одном окне горит свет. Черт! Опять у Голдовской. Они с этим парнем ведут себя так, будто здесь мотель. Андрей вошел в корпус, громко, требовательно постучал в дверь Алисы. Никто не ответил. Он еще раз постучал и резко открыл дверь. Алиса лежала на кровати и, похоже, давно и глубоко спала. Парень сидел на полу, положив голову на кровать. Он что, тоже на ночлег устроился?

– В чем дело? – спросил Андрей, едва сдерживая бешенство. – Что вы себе позволяете? Немедленно убирайтесь.

– Тише, док. Ты же ее разбудишь, – парень говорил медленно и, казалось, с трудом держал глаза открытыми.

Андрей подумал, не наркоман ли он?

– Если вы сейчас отсюда не уберетесь, вас вышвырнет охрана. И не смейте говорить мне «ты».

– Может, не надо охраны? Ты иди, док. Я минутку побуду и сам уйду.

– Убирайся. Или сиди. Я не только охрану приведу. Я в милицию позвоню. Заодно и на наркотики проверим.

Блондин встал, надел куртку, но остался стоять на месте. Андрей пошел к двери.

– Эй, док! – позвал Блондин. – Одну минуточку. Я что-то интересное сейчас покажу. Андрей повернулся, Блондин вдруг оказался рядом с ним. Что-то мелькнуло у него в руке. Фонтан крови – вот что увидел Андрей в последнюю секунду своей жизни. Он упал у порога с перерезанным горлом.

Дина лежала неподвижно и смотрела перед собой ничего не видящими глазами. Что же это такое? Кошмар ее жизни продолжается. Как она была права, заточив себя в четырех стенах. Когда Дину называли роковой женщиной, лишь она сама знала, насколько это правда. Не все понимают точный смысл этого выражения. Женщина живет годами, десятилетиями под присмотром активного, неумолимого, ревнивого рока и никого не может спасти. Никого из тех, кто оказывается рядом, кто дорог, кто нужен. Сердце Дины обливалось кровью, когда она думала о последних минутах Андрея, Алисы и даже Блондина. Она задыхалась от чувства вины. Она не могла плакать, потому что глаза были как две выжженные пустоты. Возможно, ей стало бы легче, если бы она завыла, ударилась бы головой о стену, но она боялась испугать свое единственное сокровище – сладко посапывающего пса.

Дина хорошо помнила, как было без него. После трагедии с сыном она была уверена, что ее жизнь закончится сама собой, без грубых усилий. Просто потому, что она этого хотела. Она ждала сутками, неделями, месяцами. Временами выла и билась головой о стенку. Общалась только с одной соседкой, которая когда-то была известной спортсменкой, а превратилась в алкоголичку, приторговывающую транквилизаторами. У Дины тогда оставались деньги, на еду она практически не тратила, до сих пор не может вспомнить, чем же питалась целый год. Она спускалась по утрам во двор, где ждала ее веселая поддатая Шура с пакетом разных лекарств. Дина давала ей деньги, забирала таблетки и, войдя в квартиру, торопливо глотала пригоршнями, не читая названий на упаковке. Но однажды они, как всегда, встретились, Дина сунула деньги, а игриво настроенная Шура положила ей в ладонь практически новорожденного щенка. Беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить: это не щенок, а красота неописуемая. Но Дина без раздумий вернула его Шуре.